Правда, и в реакционной Германии были настоящие питатели, у которых классические формы возникали из подлинной потребности оживить моральные и эстетические принципы, которые были выдвинуты в период буржуазно-демократической революции; это те писатели, чье творчество стояло на уровне современного европейского развития. (Назовем в первую очередь Геббеля.) Попытки возродить большие общественные проблемы приводили этих писателей к монументальным классическим формам. Но чем современней был немецкий художник этой эпохи, тем резче был и диссонанс между монументальной формой его произведения и психологией персонажей. Впоследствии Ницше установил сродство вагнеровских героинь с мадам Бовари и Саламбо; за патетическими ямбами героев Геббеля совсем уж не трудно обнаружить черты персонажей Достоевского.
Описание творческих трагедий, возникших из этого противоречия, выходит за рамки настоящей статьи. Укажем только, что и у самых честных и значительных писателей этого времени есть тенденция к безвкусному сочетанию монументальной формы с декадентской трактовкой судеб и психологии изображаемых людей.
Поражение революции 1848 года имело решающее значение для художественно-идейной эволюции и Геббеля и Вагнера: Геббель становился все более далек от подлинной народности. И популярность позднего вагнеровского искусства в значительной мере зависела от тех черт, которые роднят его трагический компромисс с антидемократизмом юнкерски-буржуазного общества.
2
Готфрид Келлер не примыкает ни к одному из этих течений. Его презрение к Гуцкову и младогерманцам никого не может удивить. К Геббелю Келлер чувствовал всю жизнь антипатию, несмотря на то, что юношеские произведения этого писателя произвели на него глубокое впечатление; Келлер признавал высокий художественный дар Геббеля, но решительно восставал против его искусственности. С Рихардом Вагнером он поддерживал одно время (в Цюрихе) близкие отношения, но (в письме к Фрейлиграту) характеризовал его так: «Очень одаренный человек, но тоже немного парикмахер и шарлатан».
Это осуждение господствующих в Германии литературных течений обусловлено в первую очередь не литературным вкусом: борьба Келлера против мещанской узости и гениальничающего индивидуализма объясняется его глубокой преданностью швейцарской демократии, отчасти сохранившей еще в то время свои патриархальные черты.
На молодого Келлера оказала большое влияние немецкая освободительная поэзия 40-х годов. Она толкнула его на изучение философии Фейербаха, которая была высшим идеологическим выражением немецкого революционного демократизма. Таким образом., накануне 1848 года Келлер стоял на высоте философского и литературного развития передовых немецких демократов; особенность великого швейцарца, по сравнению с его германскими современниками, заключается в том, что он остался в стороне от регресса, начавшегося вслед за поражением. Раньше он принимал живейшее участие в идеологических боях на фронте немецкой культуры; теперь он все в большей мере становится простым наблюдателем. С глубоким сочувствием или пылким возмущением он изучает каждое новое событие в судьбе немецкого народа; но немецкая культура перестает быть основным элементом его духовной жизни. Изменения, переживаемые ею, уже не изменят его взглядов.
