Но если так, то поступки человека, а, стало быть, и результаты этих поступков, «вещи», которые ими создаются, не только можно, а и нужно рассматривать как акты обнаружения его мышления, как акты «опредмечивания» его мысли, его замыслов, его планов, его сознательных намерений. В логике, в науке о мышлении, не менее важно учитывать различие между словами и делами, сопоставлять дела и слова, чем в реальной жизни. Это простое соображение Гегель и выдвигает против всей прежней логики, которая, в духе схоластически интерпретированного Аристотеля, понимала под «мышлением» почти исключительно устно или графически зафиксированную «немую речь», и именно потому судила о «мышлении» прежде всего по фактам его словесной «экспликации». Гегель же с самого начала требует исследовать «мышление» во всех формах его обнаружения, его «реализации», и прежде всего — в делах человеческих, в поступках, в делах, в актах созидания вещей и событий. Мышление обнаруживает себя, свою силу, свою деятельную энергию, вовсе не только в говорении, но и во всем грандиозном процессе созидания культуры, всего предметного тела человеческой цивилизации, всего «неорганического тела человека», включая сюда орудия труда и статуи, мастерские и храмы, фабрики и государственные канцелярии, политические организации и системы законодательства — всё.
Гегель тем самым прямо вводит практику — чувственно-предметную деятельность человека — в логику, в науку о мышлении, делая этим колоссальной шаг вперед в понимании мышления и науки о нем; «несомненно, практика стоит у Гегеля, как звено, в анализе процесса познания и именно как переход к объективной («абсолютной», по Гегелю) истине. Маркс, следовательно, непосредственно к Гегелю примыкает, вводя критерий практики в теорию познания: см. тезисы о Фейербахе»[9].
Именно на этом основании Гегель и обретает право рассматривать внутри Логики — внутри науки о мышлении — объективные определения вещей вне сознания, вне психики человеческого индивида, причем во всей их независимости от этой психики, от этого сознания. Ничего «мистического» или «идеалистического» в этом пока нет, в виду имеются непосредственно формы («определения») вещей, созданных деятельностью мыслящего человека. Иными словами — формы его мышления, «воплощенные» в естественно-природном материале, «положенные» в него человеческой деятельностью. Так, дом выглядит с этой точки зрения как воплощенный в камне замысел архитектора, машина — как выполненная в металле мысль инженера, и т. д. и т. п., а все колоссальное предметное тело цивилизации — как «мышление в его инобытии», в его чувственно-предметном «воплощении». Соответственно и вся история человечества рассматривается как процесс «внешнего обнаружения» силы мысли, энергии мышления, как процесс реализации идей, понятий, представлений, планов, замыслов и целей человека, как процесс «опредмечивания логики», тех схем, которым подчиняется целенаправленная деятельность людей.
