Следом не отставали от нас ни на шаг мужчина и женщина. Они говорили между собой. Женщина говорила: "Да нет, звонок был какой-то. Но сорвалось". А мужчина говорил: "Ну как всегда".
Встретился мальчик с дворовой собакой на руках. Собака выглядывала из отворота пальто и не лаяла. Сидела послушно. Боясь людей, которых шло много по случаю часа пик или, другими словами, ввиду окончания трудового рабочего дня. Они, эти люди, шли целевым назначением. С работы к себе домой. А мы тоже шли, но цели никакой не имея и тем более не преследуя, шли ниоткуда и никуда. Пока не дошли до старухи. Старуха побиралась и просила милостыню. Мешая народу идти:
- Завтра праздник, граждане, - повторяла она, стоя на тротуаре по ходу людского потока, и голос ее был не только хриплый, но и скрипучий. Поздрав-ля-ю.
Качур толкнул старуху, и старуха упала в мокрое. Качур порылся в ней и вынул какие-то деньги.
- Крутая старуха, - сказал он и стал пересчитывать мелочь. Мелочи оказалось много и она не пересчитывалась. Люди обтекали нас, Качура и старуху, стремясь сесть в общественный транспорт как можно раньше и как можно удобней. Троллейбус размахивал сорвавшимися с проводов рогами. Мы и другие следили за движениями рогов. Следили и думали: "Порвет провода или не порвет? Или порвет?" Здесь же, в тесноте и обиде стояли в очереди за пассажирами маршрутки. Волнуясь - хватит ли на всех. Но пассажиров все прибывало. И маршрутки радостно загружались, уезжая одна за другой.
Девки-зазывалы сорванными голосами орали:
- "Правда", Калиновая, Образцова. Проезд пятьдесят копеек.
- Левобережный-три, два места. Проезд пятьдесят копеек.
- В человеке все должно быть, - сказал Басок. - И глотка, и печень, и глаза, и зубы.
Он заразительно захохотал. Но никто не заразился. Коля вошел в телефонную будку и куда-то коротко позвонил.
- Поехали, - сказал он, и мы сели в маршрутку.
Качур ссыпал старухину мелочь в ладонь водителю. Несмотря на приклеенную к стеклу категорическую бумагу: "Обилечивание пассажиров производится в режиме самообслуживания".
- Сдачи не надо, - сказал Качур.
- Куда едем? - спросил Басок.
- Неважно, - сказал Шапелич.
Куда-то приехали. Вышли. Шли вдоль домов и им поперек.
- Это моя родина, - сказал Шапелич. - Малая. Я тут жил. После того, как родился.
- Тогда веди, - сказал Коля.
- Куда? - сказал Шапелич и повел.
На пятиэтажном доме болталась вывеска "Молоко". И стрелка: "В подвал". Спустились. В подвале вместо молока обнаружился ночной бар. В баре гулял народ. Пьяный и веселый. Нагулявшись, он вылезал из подвала на свет Божий и снова падал обратно. По неосторожности и по пьянке. Вернулись наверх. Постояли.
