Отбросив вырезанные части брюк и плавок, он открывает свету интимную часть тела мексиканца.
— Конечно, не шедевр, но вполне подходяще для того, чтобы отрезать до самого основания. Объясни ему, — обращается он ко мне, — что я даю ему шанс, последний шанс!
Я перевожу дословно, как мне велит талантливый актер.
Глаза мексиканца наполняются ужасом.
— Послушайте, — обращаюсь я к нему. — У вас нет выбора, вы должны быть откровенны. Этот толстый тип исполнит все, что обещает!
— Я не могу ничего сказать, я не знаю, о ком вы говорите, слышите? Я не знаю, клянусь вам своей матерью!
— О чем он? — спрашивает Берю.
— Он клянется своей матерью, что ничего не знает.
— О! Мне не нравится это! Мама для меня святое слово!
Берю решительно, с равнодушным видом мясника, поднимает двумя пальцами плоть и готовится откромсать добрую ее половину.
Мексиканец орет с такой силой, что Берюрье накрывает его голову подушкой.
Очевидно, крики компаньона окончательно разбудили американца.
Оставьте его, он, действительно, ничего не знает, — обращается ко мне американец.
Я жестом останавливаю Толстяка.
— Если вы знаете, что он не знает, значит, вы знаете! — делаю я вывод.
Он утвердительно кивает головой.
— В таком случае, милый мой, я слушаю вас!
— Парень, о котором говорите вы, был убит Витлеем Стибурном!
— Это вы устроили разгром в его квартире?
Он понимает, что имеет дело не с дилетантом, а с прекрасно информированным человеком и поэтому не отпирается.
— Это сделали мы.
— На кого работаете?
— Я не могу этого сказать. Меня убьют!
— У вас небогатый выбор: вас убьют сейчас или чуть- чуть позже. Так что, решайте! Я понимаю, вы не хотите говорить при свидетеле. Делаем так: я задаю вам вопросы шепотом, а вы отвечаете мне, если я прав, движением своих ресниц. Вы принадлежите к уголовному миру?
Глаза его говорят мне «да».
А если он врет? Ведь он тоже может играть свою партию в этой ситуации!
Подхожу к его компаньону. Тот уже почти лишился чувств, задыхаясь под подушкой.
— Отнеси его в другую комнату, Берю. И возвращайся.
Толстяк выполняет мое распоряжение.
— Хватит отдыхать. За дело! — заявляю я, когда возвращается Берю.
В руках Толстяка снова появляется нож.
— Итак, на кого вы работаете, ты и твой товарищ?
Он отвечает не сразу. Но заметив, что его палач уже
готов приступить к исполнению своих обязанностей, торопливо шепчет.
— Синдикат уголовников!
Он предает вполголоса, как будто предательство от этого менее отвратительно.
Значит, его «коллега» не соврал мне!
