Он радостно улыбается мне, и я могу убедиться в отличном состоянии его тридцати двух зубов.
— Ты делаешь успехи! — поздравляю его.
— Приходится! Что тебя привело ко мне?
— Меня? Ничего! Зашел проведать.
— Не хитри! Я знаю тебя. Когда ты чем-то озабочен, то морщины у твоих глаз становятся более глубокими.
— Спасибо за морщины!
— Не обижайся! Они у всех появляются после восемнадцати лет. Ведь стареть начинают с самого рождения. Выкладывай! Легче станет.
Я удивлен его проницательностью: действительно, в последнее время меня явно кое-что волнует. Рассказываю ему все, что связано с наследством Феликса.
— Я не понимаю, зачем рассказываю тебе про это? Все так элементарно просто!
— Не говори так, Сана! — возражает он, поправляя блок с грузом, к которому прикреплена его нога. — Ты слишком хороший сыщик, чтобы не понимать этого! Лично я нахожу нескладной эту историю с наследством и странными поступки самой женщины, которая сначала насилует профессора, потом оставляет учебу, родителей, Францию, чтобы смыться в США, никого не предупредив об этом. Устраивается в Лос-Анжелесе, достаточно зарабатывает, чтобы приобрести дом. Проходит двадцать лет. Женщина знает, что должна отдать концы, и поэтому решает оставить свою халупу бывшему профессору, который когда-то пробудил в ней любовь. Так вот, чтобы в ее возрасте составлять завещание, надо быть уверенным в своей близкой кончине. Согласись, если бы она не была уверена в своей смерти, то разве стала бы завещать свою хижину человеку, который старше ее на двадцать лет?
— Это понятно.
— А если понятно, то надо немедленно начинать поиски следов Мартини здесь, в Париже. Согласен?
— Согласен.
— Теперь вопрос: веришь ли ты в то, что Мартини Фузиту стала бы завещать французу, к тому же живущему во Франции, свое никчемное жилище, расположенное в двенадцати тысячах километрах от него?
— А почему нет, если ничем другим она не располагала? Завещание — это акт верности и любви. Нельзя дать больше того, что имеешь.
— Но твой Смитт сказал, что она выглядела достаточно элегантно.
— Да.
— А это-то никак не вяжется с жалкой хибарой!
— Я знал очень бедных женщин, которые вкладывали все свои пиастры только в тряпки!
— Ты собираешься что-то предпринимать, шеф?
— Что, по-твоему, я должен предпринять?
Жереми не отвечает, а начинает сосредоточенно терзать свою искалеченную ногу, и через некоторое время лицо его покрывается потом и становится похожим на маску из черного дерева.
