Жопа.
— Пожалуйста, ответьте мне вот на какой вопрос, — говорит добрый доктор. — Вы не думали о протезе?
Я думаю о протезе, что стоит у меня дома, в шкафу: моя блестящая, пластмассовая рука. Жутковато.
— У меня уже есть один, — говорю я.
— И вы не хотите его носить?
— Нет.
— Можно узнать, почему?
— Ну, во-первых, с ним как-то неудобно. Натирает, типа. И с ним просто неловко; будто я, когда в протезе, таскаю с собой какой-то груз. Неуклюжий груз, понимаете? Типа рюкзака с кирпичами или чего-то вроде.
Он кивает.
— Я с ним какой-то нецелый, пмаете, о чем я? Типа, ну, вроде это не я. Какая-то приставка, что-то приделанное, внешнее. Ето не я. Мне хочется чувствовать себя целым, типа. Полным комплектом.
— Вам было бы легче, конечно, если бы руку удалили ниже локтя. Протезы гораздо удобнее с этим рычагом, понимаете?
Он несколько раз сгибает руку в локте.
Я жму плечами.
— Честно говоря, я думаю, ето ничего бы не изменило. Все-таки без него лучше.
Он кивает и улыбается, словно мои слова ему приятны. Бог знает почему. Странный малый этот доктор Хойк.
— Ну ладно, значит, увидимся через, сколько там, две недели?
— Две недели, угу.
— Будете выходить — запишитесь в регистратуре. Рад был узнать, что у вас все в порядке.
— Угу.
Выхожу из кабинета и обратно в приемную. Хорошенькая девушка ушла, алкаши тоже. Осталось несколько старых пердунов, поодиночке и парами. Двое, с самыми красными рожами, какие я когда-либо видел, с жаром говорят между собой по-валлийски. Несу свои полторы руки к прилавку регистратуры — назначить день и время, когда я должен буду вернуться сюда для повторного ощупывания.
Шаг 4: Мы составили исчерпывающую и честную опись самих себя. И неважно, насколько, по-нашему, мы были честны — эта опись не затянула нас в черные ямы нашей души так глубоко, как затянула нас выпивка, затянули наркотики. Мы сделали несколько трусливых, уклончивых шагов к этим жутким местам, и думали (и нам говорили), что мы храбрецы, нас хвалили, поощряли, поглаживали, но мы были просто поганые трусы, жалкие, дрожащие трусы, по сравнению с теми нами, что смеялись и плясали конгу, прощаясь с последними вялыми остатками невинности. Пока, говорили мы. До скорого.
