— Он ранен!
— Федя, куда тебя? — Маслюк прыгнул в окоп и водил руками по шинели Шестакова.
— Сволочь, по своим бьет. — Стайкин громко выругался.
— Что ты говоришь? — Шестаков открыл глаза и посмотрел на Стайкина. — Что он говорит, Игнат? Куда мне попало?
— Не слушай его. Царапина. В мягкое попало.
Шестаков лежал на животе, положив голову на руки, и тяжело дышал. Темное пятно на шинели стало еще больше.
— Откуда он прилетел? — спросил Шестаков, не поднимая головы. — Говори правду, Игнат.
— Немецкий, немецкий. — Маслюк быстро и ловко стягивал с Шестакова штаны. Войновский увидел кровь, и у него закружилась голова.
— Товарищ лейтенант, ответьте мне — немецкий? — Шестаков приподнял голову и посмотрел на Войновского. — В своем окопе от своего снаряда...
— Конечно, Шестаков, это был немецкий снаряд.
— Вы же не видели, товарищ лейтенант. Вы же подо мной лежали, а я вас загораживал.
— Я слышал, Шестаков. Я очень хорошо слышал. Он летел с озера. — Войновский посмотрел на развороченный бок окопа и понял, что снаряд прилетел от маяка.
Шестаков закрыл глаза, облизал языком пересохшие губы. Маслюк кончил перевязку и натянул штаны на Шестакова. Стрельба на берегу затихла. Немецкий катер скрылся в тумане.
— Железо. Уберите железо, — внятно сказал Шестаков, не открывая глаз. — Горячее острое железо. Уберите его. — Он молчал, когда его поднимали, и часто дышал.
Палатка туго надулась под Шестаковым снизу, а с углов натянулась складками. Стайкин прыгнул в окоп и поднял автомат Шестакова.
— По своим шпарит. За такие дела в штрафбат надо.
— Старший сержант Стайкин, — строго сказал Войновский, — приказываю вам замолчать.
— Распустились. Избаловались. Распустили свое войско, и распустились сами. Артиллерия открывает огонь через семь минут, подумать только. Хорошо еще, что немцы такие же растяпы. Распустились, забыли, что такое война. Придется напомнить вам, что это такое.
Командующий сидел за столом в углу избы. Все остальные в избе стояли. Офицеры из штаба армии вольно стояли по обе стороны стола, у них бесстрастные, нарочито скучающие лица. Полевые офицеры из бригады стояли вдоль стены по стойке смирно. Полковник Рясной с багровым лицом смотрел прямо перед собой. Там, у противоположной стены, отдельно от всех стоял лейтенант Беспалов. Он был в гимнастерке без ремня, но погоны еще оставались на нем, он стоял, заложив руки за спину, и смотрел на свои сапоги.
— Семь минут, — повторил Игорь Владимирович, — подумать только.
