Батальон капитана Шмелева занимал участок берега протяженностью в двадцать километров; второй батальон, которым командовал майор Клюев, был левым соседом Шмелева.
Клюев плотно закрыл дверь, заглянул даже в замочную скважину и, убедившись, что никто не подслушивает, на цыпочках подошел к Сергею Шмелеву.
— Опять за старое? — с усмешкой спросил Шмелев.
— Щепетильное дело. — Клюев подошел к столу, вытащил из планшета карту, разгладил ее ладонями и сказал: — В случае чего...
— Не отвлекайся, выкладывай, — сказал Шмелев. Он ходил по избе, заложив руки за спину.
Клюев посмотрел на карту, провел по ней указательным пальцем и тяжело вздохнул.
— Вызывал? — спросил Шмелев.
— Сегодня третий раз, — сказал Клюев.
— Надо решать.
— А как, Сергей? Скажи — как?
— Что он говорил сегодня?
— Ругал. Ох, ругал. Ты, говорит, пособник врагу. Я, говорит, рассматриваю беременность на фронте как дезертирство, и ты способствовал этому дезертирству. Дал двадцать четыре часа на размышление.
— Ты все говори. Не скрывай от меня. Поздравил Катю?
— Она аттестат требует, нужны ей мои поздравления. И он — за нее. Пиши, говорит, заявление в финансовую часть, аттестат на пятьсот рублей. За одну ночь — пятьсот рубчиков отдай. А чей он — неизвестно.
— Не скромничай. Ты с ней полгода жил.
— Нерегулярно, клянусь тебе, нерегулярно. Какая тут жизнь, когда нас фрицы колошматили. Блиндажа даже отдельного не было. Помнишь, к тебе ходил? Вот сейчас бы пожить...
— Уже завел? — Шмелев остановился перед столом, с любопытством разглядывая Клюева.
— Нет, клянусь, нет. Он же у меня всех забрал. Сам знаешь.
— Третьего дня в медсанбат ездил. Зачем? Быстро!
— Уже доложили, да? Кашаров, сукин сын, доложил. Эх, Серега, скучный ты человек. Въедливый, в душу влезешь, однако скучный. Скучная у тебя жизнь, одинокая. А я люблю широту и разность натур. Они же сами ко мне льнут. Я — мужчина видный. Где тут моя вина?
— Вот что, Павел. Ты моего одиночества не трогай. Или уходи. Приехал советоваться — тогда слушай: будешь платить.
— Интересно — за что?
— Объяснить популярно?
— И после этого ты мне друг? — Клюев помолчал, вздыхая. — Я к тебе, как к другу, приехал. У меня же семья. Мать-старушка. У жены аттестат на восемьсот рублей, у матери — на четыреста. Я от Катьки свое семейное положение не скрывал. Она знала, на что идет.
— А ты, выходит, не знал? — Шмелев невесело усмехнулся. — У тебя же сын родился, продолжение твое на земле.
— Триста, — быстро сказал Клюев.
