Что ты, шмель, всё гудишь, всё гудишь
И мохнатыми лапами шаришь?
Ты кому это так грубишь?
И какому соцветью мешаешь?
Приумолкни! Послушай, как в грунт
Лезет гроб, задевая коренья.
О, навеки умолкшая грудь,
Не рассчитывай на вызволенье.
Первый раз тебя так, поэт,
Горечь горя за горло хватает.
Самой лучшей из женщин — нет,
Самой, самой святой — не хватает!
Ни одна мне не скажет: — Сынок! —
Ни одна не заплачет при встрече.
Я стою — одинок, одинок,
Горе-горькое давит на плечи.
Давят, душит, как чёрная рысь,
Непролазными чащами водит.
Кто-то юн, кто-то тянется ввысь,
А кому-то итоги подводят.
Навсегда затворились уста,
Плачут иволги в сотни жалеек.
Вся природа кричит: — Сирота!
Подойди, мы тебя пожалеем.
Вам печали моей не унять
Ни огнём, ни вином, ни гулянкой.
Мать-земля! Береги мою мать,
Ты теперь её главная нянька!
О смерти не хотела слышать!
О, как она хотела жить!
— А полотенце надо вышить!
— А кур-то надо покормить!
— Отец! А крыша-то худая,
Ей нужен кровельщик скорей! —
Мать русская! Ты, и страдая,
Не гасишь света и лучей.
В иную уходя обитель,
Где всё молчит и всё во мгле,
Ты всё ведёшь себя, как житель,
Который ходит по земле!
