Из глубины парка донеслось рычание собаки. Рука майора легла на карабин.
— Охотитесь, значит, — Петров говорил сонно, вяло. — Прямо здесь, в парке?
— Где придется, — майор проглотил слюну.
— Карабин у вас интересный. Километра полтора скорость пули?
— Тысяча пятьсот восемьдесят метров.
— Пули, чай, серебряные?
— Бюджет не позволяет суеверия.
На сей раз шаги он услышал. Еще один охотничек, без знаков отличия, в бронежилете.
— Нашли, товарищ майор.
— Хорошо, — майор вернул ферзя на место. — Вы задачками балуетесь?
— Задачами.
— Идемте, я вам тоже задачку покажу. И наше решение, — лицо майора за эту минуту постарело лет на десять, вместо улыбчивого бодрячка сидел встревоженный, изможденный человек.
— Куда — идемте?
— Недалеко, — и голос стал суше, злей.
— Разве недалеко.
Яркое пятно фонарика сгущало тьму.
— Я свет включу, — Петров шагнул в сторону.
— А работает? Включайте, включайте.
Петров подошел к распределительному щиту. Ну, как в спину пальнут? Нет, чушь. Другой страх, непонятный, безразумный, рос в нем. Как детская забава, загадочная картинка, сотни непонятных фрагментов надо раскрасить определенным образом, и тогда появятся веселые поросята или кот-рыболов. Но сегодняшняя картинка из другой серии. Хотелось бросить, а нельзя. Складывается въяве те, что обычно таится в закоулках сознания.
Он повернул рукоять. Фонари рассыпались по лагерю.
— Куда идем?
— Совсем рядышком, совсем…
Рядом — значило к летним домикам, тем самым, с календаря.
Да уж…
Человек десять стояли около такого домика. Двое — с собаками, псы низко рычали, но с поводков не рвались, напротив, жались к проводникам.
— Все готово? — майор смотрел на проем окна. Стекла не было. Или не видно? проверять не тянуло. — Вам повезло.
— В чем же?
— Живы, и вообще…
— А Бакину?
— Увы…
Лучи ртутных ламп упирались в дом — дверь, стены, окна.
Человек сделал несколько торопливых шагов к дому, махнул рукой, зашвырнул что-то в окно, в свете ламп движение было разорвано на десятки кадров.
Петров ждал огня, взрыва. Ничего. Все смотрели на дом.
Петров подошел к ближайшей скамейке и сел.
Внутри, в доме, что-то зашевелилось.
Он сцепил руки, хрустнул суставами. Майор, стоявший в пяти шагах, дернулся, направил на него луч фонаря — и тут же убрал.
Дуновение у шеи, низкий, едва слышный звук. Ночная бабочки или жук пролетел. Да, жук. Один за другим они летели к домику, пропадая в провале окна. Чем им там намазано?
В галогенном свете следы их — как трассирующие пули навыворот, черные черточки протыкали безжизненный свет.
