* * *
Левитанский, как и всякий поэт, прежде и более всего писал о неуловимом, недостижимом, несказáнном, о том, что можно внешне попытаться назвать, но нельзя определить и удержать:
Ветка вереска, чёрная трубочка,
синий дымок.
Было жаркое пламя, хотел удержать,
да не мог.
Ах, мотивчик, шарманка, воробышек,
жёлтый скворец –
упорхнул за окошко, и песенке нашей конец.
Доиграла шарманка, в печи догорели дрова.
Как трава на пожаре, остались от песни
слова.
Дрова жизни догорели, в этом – земная правда. Но слова Юрия Левитанского – остались. И памятны нам спустя полтора десятка лет после кончины поэта. Это уже большой срок, дающий основание надеяться, что стихи его пребудут в людской памяти ещё немалое время. Ни огня, ни пожара, молчит колокольная медь. / А словам ещё больно, словам ещё хочется петь.
Ю. Левитанский стоит в одном ряду с А. Тарковским, Д. Самойловым, Б. Слуцким, А. Межировым. Знаю твёрдо, что Тарковского, потерявшего ногу после боёв под Великими Луками, помнят на его родине в Елисаветграде (ныне Кировоград, областной центр на Украине). А вот помнят ли о своём земляке Левитанском в Козельце?
Станислав МИНАКОВ, ХАРЬКОВ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 2 чел. 12345
Комментарии: 04.05.2011 10:34:10 - Матвей Cлавко пишет:
Люблю поэта Левитанского
Как-то нынче стали забывать наших лучших поэтов. "Не формат", видать. Разве что барды поют, спасибо им. Отрадно, что Литературка вспомнила Левитанского. Да еще в канун Дня Победы. Нельзя забывать. Это наше дорогое.
Литература
Зарифмованный с морем
ПИСАТЕЛИ НА ВОЙНЕ
Спускаясь вниз по тихому «пушкинскому» переулку ясным днём, клонившимся к закату и вдруг напомнившим о лете среди талой, пропахшей дождями и бензином весны, я поймала себя на мысли, что ничего не знаю о Марке Кабакове. О человеке, на встречу с которым так спешу ранним московским вечером. Писатель живёт в пределах «серебряной мили» – где-то между Патриаршими и Пушкинской площадью. Когда-то был моряком, капитаном первого ранга. Писал стихи. Со временем переключился на прозу. Недавно выпустил сборник рассказов и повестей «Золотые якоря». Ему далеко за восемьдесят.
Старый пятиэтажный дом лифтом наружу. Окна высокие, светлые. Арки и пролёты, решётчатые окна на первом этаже. Я долго нажимала на кнопку звонка, дожидаясь, пока меня услышат где-то в самой глубине этих многослойных, гулких парадных. Дверь отворилась – на пороге стоял Марк Кабаков.
