Адам & Адам | страница 104
К дворцу стянули верные Нгамбези войска — среди них десяток устаревших танков с эмблемой черной нации на бортах. Охрана контролировала ворота. Правда, никто пока и не пытался штурмовать президентские покои.
Увидев двигающуюся по улицам колонну танков — их вели плохо обученные механики, и они рыскали из стороны в сторону, — население столицы, и без того в жаркое время суток не покидающее без нужды жилищ, попряталось по домам, в ужасе ожидая начала стрельбы, грабежей и разбоев…
Однако танки заняли свои позиции — этим все ограничилось. Солнце нещадно прожаривало притихший город. Все в нем чего-то ожидали, включая самого президента. Ничего не происходило.
Тут же распространился слух: Нгамбези пригрел во дворце злого мага. С помощью его чар тиранит население.
А на самом деле во дворце царила не меньшая паника: предметы загорались, жена начальника охраны Тотобли-то — задушена, командующий танковыми войсками Бобо исчез. Танкисты остались без руководства.
На улицах собирались толпы людей. Намеревались идти к Белому дворцу — потребовать выдать злого мага на расправу, прекратить поджоги…
Аджио понял: часы жизни сочтены.
По просьбе начальника охраны — Тотоблито в отличие от покойной жены был истинным христианином — во дворец прибыл миссионер Хуан Суарес. Тотоблито знал его несколько лет.
Авторитет Суареса в столице — высок. Среди тех, кто собирался штурмовать дворец, было немало христиан (многие африканцы сочетали эту религию с традиционными верованиями).
Нгамбези, узнав от Тотоблито, что Суарес во дворце, неожиданно потребовал привести его. К этому моменту Аджио — уже связан, спрятан в подвале.
Нгамбези сказал:
— Суарес, обратись по радио к жителям. Убеди: никакого злого мага нет. Нгамбези не насылает беды на подданных.
— Я готов! — ответил миссионер. — Скажу больше, мой президент. Могу попытаться остановить «шабаш дьявола»! — так Суарес назвал эпидемию самовозгораний. — Все происходящее — наказание. Ведь во главе страны стоит закоренелый язычник!
— Что имеешь в виду?! — вспылил Нгамбези.
Образ холодильника, набитого человеческими органами, возник перед мысленным взором миссионера. Его сердце как никогда приблизилось к тому, чтобы попасть за белую дверцу. Но страх не мучил…
— Вы должны отречься от мрачного людоедства! Немедленно креститесь! И огненная беда отступит!
Страстная речь миссионера подействовала: президент согласился.
Миссионер Суарес тут же с омерзением извлек из обгоревшего холодильника малость прожарившиеся останки политических противников Нгамбези. Закопал в саду Белого дворца. Творил при этом молитвы.