Противоречия | страница 95



Я на Неву пришел, когда уж тени стали
Сливать в неясное тот берег, тот, другой…
Слежу за блеском вод из вороненой стали
И слушаю их ритм, тяжелый и большой.
Есть что-то пьяное, распущенное что-то,
И безысходное, и скучное в волне…
Как будто для нее – вся жизнь одна работа,
Но… странно! грубая, она живет во сне.
Когда плотна, дерзка, шатаясь без рассудка,
Ударит о гранит пологая волна,
Мне кажется, что так рабыня-проститутка,
Тяжелая, плечом толкается спьяна.
Волна взойдет на спуск, всей массою взберется,
И тотчас вниз спадет, как будто бы ей лень…
И так она шумит, бормочет, плещет, бьется,
Весь долгий день и ночь, и снова – ночь и день…
Как всё знакомо мне! Огни далекой Лахты
И нити фонарей, застывших над Невой,
И эти белые, медлительные яхты,
Как чайки в сумерках скользящие домой…
А барки грузные во мрак, как бегемоты,
Ползут ленясь-ленясь, и часто слышны мне
То крики звонкие, то дробный стук работы,
Звучащий вечером не так же, как при дне.
А после пробежит, пыхтя, смешной, сердитый,
Какой-то катерок, сверкая огоньком…
Всё это было мной когда-то пережито,
Как мир живой… Давно… Теперь же стало сном.
Но вот темно совсем. Бесформенная барка,
Качаясь тяжко, спит, цепями в такт скрипя,
А в небо врежется какая-нибудь арка,
Из слившихся домов зловеще выходя…
А там,– над ней, звезда…
Исчезла постепенно
Та капля синяя, тот светлый, круглый дом,
Где всё понятно нам, обычно, неизменно,
Скорлупка добрая, в которой мы живем…
О, ночь просторней дня!.. День – капля голубая,
И нам не верится, пока не ляжет тьма,
Нет, нам не верится, что есть еще другая
Жизнь необъятная; что капелька – тюрьма.
Но ночь… какой простор! Все вещи в тайне встали,
На всё легло во тьме безмолвное «табу»,
Созвездия с небес лучами проломали
Дневную, скучную, земную скорлупу;
Подъяла темнота неслышными руками
Лазурный шелк небес, как занавеску дня,
И встал бездонный мир с недвижными очами,
И холод Космоса повеял на меня…
Безмерные растут во мраке отдаленья,
И бледные миры горят, как образа…
Что это – смерть? Псалом? Апофеоз смиренья,
Где зазвеневшая чуть слышится слеза?
Прекрасной, странною, холодной, безмятежной,
Луна сквозь облако плывет, как под фатой,
Со взором женщины, когда-то очень нежной,
Но чем-то сломленной, с застывшею душой.
И равнодушием ее завороженный
Мир стал чеканенным из серебра и тьмы,
А Запад, гаснущий, усталый, иступленный,
Страдает пламенно… и молча… как и мы.
Когда-то ужас был… Вечерняя зарница
Давала острые, испуганные сны,
Теперь же не страшны ни голоса, ни лица,