«Неправда! — хотелось крикнуть Ренн. — Неужели ты не знаешь, что ты и Волк — первые и единственные друзья в моей жизни?»
— Садись рядом со мной, — сказала ей та женщина, которую звали Танугеак, — и успокойся.
Ренн плюхнулась на оленью шкуру и, понурившись, принялась выщипывать из нее волоски.
— Гнев, — мягко заметила Танугеак, — это разновидность безумия. И напрасная трата сил.
— Но порой без него не обойтись, — буркнула Ренн.
Танугеак засмеялась:
— Ты в точности, как твой дядя! Он тоже вечно сердился, когда был молодым.
Ренн тут же выпрямилась и пристально посмотрела на нее:
— Ты знаешь Фин-Кединна?
— Он приходил сюда, только давно, много лет назад.
— Но зачем он сюда приходил? Как ты с ним познакомилась?
Танугеак похлопала ее по руке.
— Об этом тебе лучше спросить у него самого.
Ренн вздохнула. Она ужасно соскучилась по Фин-Кединну. Уж он-то наверняка сразу бы понял, как им поступить!
— А твои вещие видения, — сказала Танугеак, изучая запястье Ренн, — могут оказаться для тебя очень даже опасными. Тебе бы надо иметь знак молнии, чтобы в случае чего защитить себя. Странно, что ваша колдунья до сих пор об этом не позаботилась.
— Она хотела это сделать, — призналась Ренн, — но я ей не позволила.
— Так позволь мне. Я ведь тоже колдунья. Такая защита тебе понадобится. По-моему, у тебя в душе слишком много тайн. — Повернувшись к другой женщине, сидевшей чуть в стороне от остальных, она попросила ее принести инструменты для нанесения татуировки и, не дав Ренн возможности начать протестовать, положила ее руку себе на ногу. Потом, сильно натянув кожу у нее на запястье, принялась быстро накалывать рисунок с помощью костяной иглы, время от времени останавливаясь, чтобы обмакнуть кусочек мягкой кожи чайки в плошку с черной краской и втереть жидкость в наколотый рисунок.
Сперва было больно, но Танугеак, не умолкая, рассказывала Ренн всякие истории, стараясь отвлечь ее, и вскоре девочка почувствовала, что гнев ее улетучился без следа, осталось лишь беспокойство о том, что Торак может совершить какую-нибудь глупость: например, попытается сбежать отсюда без нее.
Сама она чувствовала себя здесь в полной безопасности. Рядом, на небольшом помосте для спанья кучкой, как щенята, лежали трое ребятишек. Под светильником из ворвани покачивалась легкая люлька, сделанная из мочевого пузыря тюленя и набитая мхом; в люльке лежал младенец. Женщины, не умолкая, болтали о чем-то, смеялись, и изо рта у них вылетали искорки замерзшего дыхания; молчала лишь одна — та, что сидела поодаль. Звали ее Акуумик.
