Падение Берлина, 1945 | страница 57



К концу третьей недели января войска маршала Конева, захватив Краков и Радом, волной накатились на Силезию. Получив инструкцию от Сталина сохранить нетронутыми заводы Верхней Силезии, Конев решил провести не полное, ачастичное окружение немецких сил в районе Катовице и Ратибора. В результате для германских частей оставался бы свободным путь на запад. 3-я гвардейская танковая армия генерала Рыбалко, наступавшая изначально на Бреслау, получила неожиданный приказ повернуть резко на юг, на Опельн, а затем продвигаться вдоль правого берега Одера. С востока немецкие войска уже теснили 21-я, 59-я и 60-я армии.

В ночь на 27 января дивизии немецкой 17-й армии были вынуждены начать быстрый отход из Верхней Силезии к Одеру. Танки генерала Рыбалко теперь действовали как стационарные артиллерийские орудия, уничтожая бегущих германских солдат. Советские боевые машины были закамуфлированы достаточно странным образом. Броню покрывала белая ткань, захваченная на текстильных фабриках Силезии[152].

Через два дня "золото" Силезии было в советских руках. Для Германии это стало тяжелейшим ударом. Прогноз Шпеера на выпуск немецкой военной продукции, представленный германским военачальникам всего две недели назад, теперь лежал в руинах. Это осознал и сам Шпеер. По его мнению, поражение Германии стало теперь вопросом всего нескольких недель. Потеря индустриального региона в Силезии нанесла Германии, пожалуй, даже больший удар, чем все союзные бомбардировки Рура в течение последних двух лет.

Самым удивительным здесь являлось то, что отход из Силезии был одобрен самой ставкой Гитлера. Фюрер заменил генерала Харпе на своего фаворита генерала Шёрнера. Шёрнер, убежденный нацист, придерживался принципа "сила через страх"[153]. Он получал удовлетворение лишь тогда, когда немецкие солдаты больше боялись его самого, чем русских.

17-я армия избежала окружения, но в Верхней Силезии осталось огромное количество мирного населения. У людей, особенно стариков, просто не нашлось другого выхода. Зачастую вдовы не хотели покидать могилы своих мужей, а домовладельцы — свое имущество, которое принадлежало их семье многие поколения. Они чувствовали, что если они покинут родные места, то больше никогда уже сюда не вернутся. Одна шведка, которая оказалась в советском тылу, впоследствии рассказала в шведском посольстве о поведении солдат Красной Армии. По ее словам, в некоторых местах красноармейцы "вели себя корректно"