По вечерам старики и старухи все разом выползают из своих комнат в отелях и пансионах и рассаживаются на пластмассовых стульях, расставленных на выложенных плиткой террасах. Они не пьют ни виски, ни чая, не любуются закатным солнцем, а просто сидят ровными шеренгами и смотрят перед собой. И такое зрелище можно наблюдать не в одном и не в двух местах, так выглядят по вечерам веранды всех майамских отелей и пансионов. При взгляде на согбенные фигуры и морщинистые лица сидящих стариков кажется, что все они до одного честно, не покладая рук провкалывали всю свою жизнь и теперь наслаждаются заслуженным отдыхом.
Со времен Аристотеля не умолкают ожесточенные споры и дискуссии на тему о том, в чем состоит счастье человека, в мире ежегодно выходят десятки новых томов, посвященных этой проблеме, и поэтому мне не хочется соваться со своим доморощенным взглядом на жизнь, но одно я могу сказать с полной уверенностью: когда множество очень старых людей собирается в небольшом городе, чтобы сидеть по вечерам в креслах, глядя в пространство тусклым, угасшим взором, выглядит это ужасно и о счастливой старости здесь говорить не приходится. Казалось бы, нет ничего плохого и недостойного в том, что пожилые люди спокойно ждут мига расставания с жизнью, но когда их так много и все они как две капли воды похожи друг на друга, невозможно избавиться от жуткого чувства. Когда я, задыхаясь от запаха мертвечины, заглядывал в страшные холодильники городского морга жестокого Нью Йорка, мне вспоминались еще более мрачные картины времен войны во Вьетнаме, но те воспоминания не ослабляли а наоборот, только укрепляли и закаляли мою душу. Здесь же, во Флориде, видя это скопление живых покойников, я испытывал малодушие и ужас. Старухи, высохшие, расплывшиеся, с лицами, нелепо раскрашенными красным, синим и черным, с неестественным блеском недобрых, холодных глаз, — казалось, они вот-вот оседлают метлы и взовьются в небо над Майами. А старики — в ярчайших полосатых штанах и бейсбольных картузах, — шуты гороховые, вроде тех, что потешают публику в игорных притонах за кусок хлеба и миску супа. Да, вид у флоридских стариков и старух просто сногсшибательный. С лютым упорством не желают они мириться с течением времени. Это зрелище тяжело действовало на мои без того расшатанные нервы. Американские деды и бабки умирают не так, как японские, — те угасают бесшумно, подобно высохшей траве. А эти, даже умирая в собственной постели, на мой азиатский взгляд, производят грохота и треска не меньше, чем дряблый дуб-великан, валящийся на землю. Именно по таким вот вещам острее всего ощущаешь, что ты на чужбине. Оказывается, даже смерть на Западе выглядит иначе, чем на Востоке. Ну, а если и смерть непохожа, то что уж говорить о жизни…
