— Зачем? — чуть подумав, она добавила: — Нет, пожалуй, не могу.
— Но должна же быть хоть какая-то причина. Любая. Побудительный мотив.
— О, да.
— Ну — и?
— Вы знаете судью Ноутона? — спросила она.
— Я знал его.
— В таком случае, вам, должно быть, и самому хотелось его убить.
— Мне! — воскликнул я.
— Да, вам.
— О Боже — вы в своем уме?
— Конечно. Вы сказали, что знали его. Значит, вам наверняка хотелось убить его.
— У меня нет желания убивать других людей.
— Нет? — она недоверчиво изогнула бровь. — А Чарли Андерсона? А вашу жену?
— Что за ерунду вы несете!
— А что вас возмутило?
— Будто я якобы желал смерти своей жене!
— Но ведь были времена, когда вам и впрямь хотелось отправить её на тот свет, — спокойно произнесла Хелен. — Почему вас так ужасает простое напоминание об этом?
— Это — гнусная ложь!
— Неужели, Блейк?
Я встал и принялся нервно мерить шагами комнату, затем резко развернулся лицом к Хелен но, уже начав было говорить, запнулся, оборвав свою гневную речь на полуслове, и только стоял, беспомощно взирая на нее.
Хелен приблизилась ко мне вплотную.
— Блейк?
— Что?
— Вы — странный человек, такой совестливый, страдающий и противоречивый. К тому же, вы знаете куда больше, чем отдаете себе отчет.
— Что за ерунда! — взорвался я. — И — в сочувствии я не нуждаюсь. Тем более — с вашей стороны.
— Почему?
— А вы не понимаете? Господи, что вы за женщина?
— Может быть, это вы, Блейк, чего-то не понимаете? — пожала плечами Хелен. — Я убийца, а вы адвокат, и я — ваша подзащитная. Если, конечно, вы не раздумали защищать меня. Поначалу мне самой этого не хотелось. Теперь хочется. Да, Блейк. Вы согласны стать моим адвокатом?
— Вас хоть совесть-то мучает? — спросил я. — Господи, я даже не представляю, как вас защищать!
— Тут я вам помочь не могу, Блейк. Это — ваша забота.
— Моя! Послушайте, милочка — вы убили человека! Можете вбить это в свою хорошенькую головку?
— А что вас смущает, Блейк? То, что я женщина? А разве только мужчинам дозволено убивать? Вы говорите со мной так, будто я совершила нечто из ряда вон выходящее. Хотя для вас нет ничего привычнее насильственной смерти. В год только под колесами ваших автомашин гибнут семьдесят-восемьдесят тысяч человек. А знаете, скольких вы погубили во Вторую мировую войну? Свыше пятидесяти миллионов!
— Какое отношение это имеет к вам, черт побери? Или — ко мне?
— Вы ведь человек, верно? И вдобавок — мужчина.
— Мне кажется, у вас не все дома, — прошептал я.
— Этого достаточно, чтобы вы могли сыграть на моем безумии во время суда?
