— И когда мы очнулись, то увидели, что в руках у нас пшик.
Это мы было всеми отмечено. Мы в Бейруте. Мы в Могадишо и Адене. Мы его величество король Бахман. Впрочем, лично у него были информаторы, настоящие, надежные, если верить подпольным разговорам в этом и без того подпольном мире. Купленные или нанятые — не все ли равно? Но, возможно, он их тоже потерял. Или служба безопасности вынудила его от них откреститься.
— Мы полагали, что сумеем их обаять и они перебегут на нашу сторону. Мы полагали, что сумеем их заманить своими открытыми лицами и толстыми кошельками. Мы, как идиоты, проводили ночи напролет на автостоянках в ожидании, когда какие-нибудь высокопоставленные перебежчики подсядут к нам в машины на заднее сиденье и мы с ними ударим по рукам. Не дождались. Мы тралили радиоволны, чтобы взломать их коды. А у них нет никаких кодов. Почему? Потому что мы имеем дело не с противником времен холодной войны. Мы имеем дело с огрызками цивилизации под названием ислам, населением в полтора миллиарда и слабой инфраструктурой в придачу. Мы полагали, что сможем действовать проверенными методами, и лоханулись по полной программе.
Тут он позволил себе отвлечься, чтобы немного умерить свой гнев.
— Послушайте, я там был, — сказал он доверительно. — Прежде чем заняться арабами, я поиграл в игры против Советов. Я покупал живой товар и продавал. Я удваивал ставки и учетверял, так что голова шла кругом. Но никто не грозился отрезать мне голову. Никто не взрывал мою жену и детей на пляже в Бали или в поезде на Мадрид или Лондон. В чем проблема? Правила поменялись. В отличие от нас, — сказал он как отрезал.
И перешел в другой конец галереи, что означало смену тона.
— И даже после одиннадцатого сентября наше возлюбленное отечество — простите, фатерланд — продолжало считать себя неприкасаемым. А как же! — воскликнул он с горьким смехом. — Мы, немцы, можем повсюду разгуливать как ни в чем не бывало! По-прежнему! Никто нас не тронет, потому что мы такие прекрасные немцы и уже потому неприкасаемые. Да, мы у себя пригрели кучку исламских террористов, и трое из них даже разрушили башни-близнецы и повредили Пентагон, ну и что! Они ради этого сюда приехали, и они это сделали. Нет проблемы. Они нанесли удар в самое сердце Сатаны и в процессе сами погибли. Мы были их стартовой площадкой, но никак не мишенью! Нам-то чего ради беспокоиться? И мы зажгли поминальные свечи в память о несчастных американцах. И молились за них. И демонстрировали свою полную солидарность. Но мне не нужно вам рассказывать, сколько было говнюков в этой стране, которые порадовались тому, что Американская Крепость получила по заслугам, и некоторые из этих говнюков занимали и по сей день занимают высокие кабинеты в Берлине. А когда началась иракская война, мы, хорошие немцы, остались в стороне, и это сделало нас еще более неприкасаемыми. Теракт в Мадриде. О'кей. Теракт в Лондоне. О'кей. А в Берлине, Мюнхене, Гамбурге — ничего. Мы же, едренть, неприкасаемые.
