, где, прижатая к морю, окруженная армия продолжала сопротивляться, хотя все было потеряно. Идем в Либаву
[2], сказал командир, возьмем на борт раненых и доставим в Киль. Приказ командования флотилии. Он застегнул верхнюю пуговицу кителя, надетого на свитер, поглядел на штурмана и некоторое время стоял, видимо ожидая вопросов, возражений; но ни штурман, ни кто-либо другой не высказались по поводу задания, все упрямо молчали, словно требовали пояснений к услышанному. Командир велел расчету занять места у спаренного орудия.
Стоя у штурвала, я слышал, как обсуждали возможный курс. С тех пор как были сданы порты Восточной Пруссии и Померании, на Восток не шло ни одного конвоя, к которому мы могли бы примкнуть; придется идти в одиночку, вдали от берега, чтобы не обнаружила их авиация. Командир предложил двинуться на северо-восток мимо шведского Готланда, далее идти в шведских территориальных водах, а ночью пересечь Балтийское море на юго-восток.
Штурман сказал:
— Мы не пройдем, Тим.
А командир тягуче и как всегда чуть пренебрежительным тоном возразил:
— Я еще ни разу не был в Либаве, может это последний шанс.
Они были родом из одной фрисландской деревушки, оба до войны плавали на рыболовных катерах, оба — капитанами.
Мы шли эскадренной скоростью по курсу, который намечал и прокладывал сам командир. На море поднялась зыбь. Мимо очень быстро прошел торпедный катер, в бинокль мы успели разглядеть солдат с белыми бинтами, они сидели на палубе повсюду.
— Под конец все стали госпитальными суднами, — сказал командир.
Высоко в ясном небе тянулись инверсионные следы. Справа болтались две пустые надувные лодки, наш кормовой бурун закачал их сильнее. На мостик пришел бортрадист и доложил, что принят сигнал бедствия от блокшива «Кап Белица»: налетел на мину, тонет. Склонившись над картой, командир определил место катастрофы; нет, мы не сможем оказать помощь, слишком далеко.
— Это безумие, Тим, — сказал штурман, — мы никогда не дойдем до Либавы.
Они молча обменялись табаком, набили трубки и одновременно закурили.
— Их самолеты... — сказал штурман, — их самолеты и подлодки топят восточнее Борнхольма все подряд.
— У меня приказ, — сказал командир, — в Курляндии нас ждут.
Когда мы остановились, спасательный плотик заскользил вдоль нашего борта, вниз полетел линь, один из двух босоногих солдат поймал его и закрепил за поперечину. Оружия у них не было, все свое имущество они завернули в плащ-палатку и попросили поднять на палубу прежде, чем сами покинули плот. Без нашей помощи они не взобрались бы по забортному трапу и до каюты не доковыляли бы. Только мы набрали ход, как с запада показались несколько самолетов; выскочив из-за горизонта, они помчались на нас бреющим полетом, — их пропеллеры в сверкающем диске, казалось, проворачивались то налево, то направо, как в кино. Еще ревела и квакала наша сирена, как пулеметные очереди вспороли фонтанчиками воду, прошили палубу, мостик, бак, швырнули на рею матроса-сигнальщика; наша спаренная установка развернулась и открыла огонь трассирующими, траектории снарядов легли выше.
