Офицер, взявший на себя защиту, очевидно, знал, что штурман за время войны дважды менял тральщики, пошедшие ко дну. Он спросил, где это случилось, и штурман ответил:
— Первый раз в Нарвике, второй — при разминировании Немецкого залива.
— Что было после вашего спасения?
— После того как меня выудили, я тут же подал рапорт и попросился на корабль.
— Сколько времени вы прослужили на МХ-12?
— Два года.
— Какие у вас были отношения с командиром?
— Об этом я не хотел бы говорить.
— Вы могли бы что-нибудь сказать о его капитанских способностях?
— Мне это не положено.
— Но вы признавали их?
— Так точно. Всегда.
— И тем не менее вы не верили, что он проведет МХ-12 в Курляндию? И обратно?
— С этим никто бы не справился, даже лучший моряк.
— Откуда вы знаете?
— Я видел кладбища кораблей — у Риги, у Мемеля, у Свинемюнде... Мы оказывали помощь при многих кораблекрушениях... А сигналы бедствия. По радио мы знали, сколько сигналов SOS было передано. Восточнее Борнхольма нельзя было пройти.
— После того как вы взяли командование над МХ-12, вы получили приказ от штаба флотилии.
— Так точно.
— Что говорилось в приказе?
— Встретиться с МХ-21.
— Где?
— У Готланда.
— С какой целью?
— Вместе следовать в Курляндию.
— Этого не произошло?
— Нет. МХ-21 подожгли. При воздушном налете. Было повреждено машинное отделение, он утратил маневренность.
Морской судья допросил меня под конец. Те, которых он опрашивал до меня, будто бы почти ничего не слышали и вряд ли что видели; по их уклончивым ответам было заметно, как они старались не взвалить вину на штурмана. Судья, кажется, совсем выдохся — у него был вид больного малярией. Усталым голосом он спросил меня, видел ли я и слышал, будучи рулевым, так же мало, как и другие; я посмотрел на сидевшего напротив командира и сказал: нет. Судья поднял голову и с ироническим выражением одобрительно мне покивал, как бы говоря: вот это да, кто бы подумал!
Я решил говорить все, что знал:
— Они были в очень хороших отношениях, командир и штурман. Насколько я понимал, они старые друзья... Нет, никаких угроз я не слышал... Нет, штурман никогда не заявлял, что экипаж возьмется за оружие... Только забота о судне и об экипаже... Штурман не отдавал приказа занять мостик, ни в коем случае... Да, его голос я услышал, лишь когда заговорили о капитуляции. Насилие... Кто его посадил под арест, уже не помню... Да, те слова я точно запомнил: «беру командование на себя со всеми вытекающими последствиями». Он добавил еще: «и буду отвечать за это».
