" А-а! Ма-а-амочка!" - истошный вопль, пропитанный какой-то странной детской визгливостью, вновь скользнул в щель между фанеркой и ободом иллюминатора.
- Кажется, у вас на борту ЧП, товарищ Анфимов, - вытек из-за спины Бурыги вялый, безразличный голосок. И вновь Майгатов не увидел обладателя голоса, а только представил тщедушное, узкое лицо особиста, который прикреплялся по очереди то к одному, то к другому кораблю и вот теперь достался на этот редкий выход в море анфимовскому "Альбатросу". Конечно, у него было имя и, скорее всего, фамилия, но и первое и второе скрывалось настолько сильно, словно этот особист был особистее других, а потому за ним прилипла кличка Молчи-Молчи. "Стучал" он не более и не менее других контрразведчиков, но делал это удивительно больно. Для тех, кого "закладывал". О Майгатове рассказал комбригу тоже он. Поэтому ощущал себя сейчас режиссером, который присутствует на собственной новой постановке.
- От еханый бабай! - крякнул Бурыга и повернулся животом к покрасневшему Анфимову. - Чего у тебя матросы так орут? Соли им, что ли, в зад сыпанули?
"А-а-а! Ой, ма-а-амоньки!" - заверещал еще истошнее невидимый моряк, и Майгатов, отшвырнув к переборке стальной, с навеки замусоленой зеленой обивкой стул, бросился из кают-компании. Проскальзывая сандалиями по льдистому линолеуму, пробежал офицерский коридор, вылетел на палубу, глотнул раскаленного воздуха и, пригнув плечи с поломанными золотыми крыльями погон, нырнул в пекло густого полуденного настоя. Бежать далеко не пришлось: сразу за торпедными аппаратами он невольно остановился от вида сжатой в комок фигуры на кормовой надстройке. Щупленький, белобрысый матросик беззвучно шевелил синими полосками губ, будто предыдущим криком уже израсходовал весь лимит слов, отпущенных ему на испуг, и теперь не мог придумать ничего, чтобы вновь заявить о себе.
- Ты чего орешь? - спросил снизу Майгатов.
- Не по... не по...
- Заикаешься, что ли?
- Не под...
- Ты из какой боевой части? - зачем-то спросил Майгатов, хотя уже и так узнал этого коротенького, вечно улыбающегося матросика-сигнальщика, приписанного на поход с соседнего тральщика в его экипаж.
- Бэ-чэ-четыре, - ошарашенно ответил матрос.
- А чего орешь?
- Не под... не подходите, та-ащ старший лейтенант, - чуть ли не плача, попросил матрос.
- А что случи... - С поднятой для шага левой ногой так и замер Майгатов. Из-за горы ящиков, сваленных у кормовой артбашни, холодно, не мигая, большим глазом с округлым темным зрачком на него смотрела змеиная голова. Трепещущая нитка языка прощупала накаленный воздух, исчезла в сомкнутой пасти и вскоре вновь выметнулась наружу. А глаз с темно-коричневым, злобно нависающим над ним валиком все сверлил и сверлил омертвевшую фигуру Майгатова.
