В тот день Никита без письма шел к хате. Поджалось у нее все внутри от страха, а сама успокаивает себя: дождь — вот он и не достал письмо. Вошел Никита, отер ладонью мокрое лицо.
— Мы на Пашку похоронную получили, — сказал он глухо.
Пашка — родной брат Никиты. Пашка-гармонист, Пашка-задавака. Бывало, выйдет весной в вышитой рубашке, из-под кепки челка — и идет по деревне, девок и ребят гармошкой сзывает...
Заголосила мать Прасковья, заплакала и Варвара, попритихли детишки. Никита ушел, и дочери сказали Варваре, что он оставил на лавке какой-то конверт.
...В конверте была похоронная на отца.
Отголосила, сколько было сил, семья. Отпричитали свое Варвара с матерью. А жить опять надо было.
Только мать не захотела жить. Слегла той зимой Прасковья, а весной, в самое половодье, проводила деревня свою лекаршу на погост.
И опять надо было жить. Работать в колхозе, растить детей, ждать писем от мужа.
...А потом пришел домой насовсем с искалеченной правой рукой Андрей.
Перед этим ей приснился странный сон.
...Гулко гудело пламя в лежанке, белый горячий свет заливал всю горницу. Девок, помнит, дома не было. Один только Колюшка сидел голый на ее кровати, тянул к ней руки и в нетерпении подпрыгивал на месте. «Да потерпи ты! — говорила она сыну. — Вылитый батя-кузнец, все б тебе руками махать». А сама уже ставила посреди хаты на табуретку длинное цинковое корыто, наливала в него из черного чугуна теплую воду. Потом взяла голого сына, подняла вверх над собой. Колюшка, как лягушонок, дрыгал руками и ногами и смеялся. Она посадила его в корыто и стала намыливать голову. Выкупала она сына, выплеснула воду и стала стелить в том же корыте постель Колюшке. Ему тут хорошо будет, думала она. Уложила сына, накрыла одеялом, а сверху еще махровой шалью, той самой, что купил ей Мишка, когда они расписывались с ним. Потом разделась сама, осталась в длинной белой рубахе. Села на лавку рядом с сыном, расчесывает гребнем свои длинные волосы, а сама смотрит все на Колюшку и поет (...даже там, во сне, удивлялась, что откуда-то знает и помнит она эту песню, слышанную ею еще девчонкой то ли от матери, то ли еще от кого из старых людей), — поет старинную хороводную песню:
Уж я золото хороню,
Хороню.
Чисто серебро хороню,
Хороню.
Гадай, гадай, девица,
Гадай, гадай, красная,
Через поле идучи,
Русу косу плетучи,
Шелком перевиваючи,
Златом пересыпаючи.
Пал, пал перстень
В калину-малину,
Черную смородину,
Кумушки, вы, голубушки,
