15 сентября 1904 года
Това не говорит ни о чем другом, только о президентских выборах, которые состоятся в ноябре, и о том, как это ужасно, что женщины не могут голосовать. Она за Элтона Паркера, кандидата от демократов, а не за Тедди Рузвельта от республиканцев. Мне нравится мистер Рузвельт. Это он помог пеликанам во Флориде. Фотографии мистера Рузвельта висят у меня на стене. Рядом с портретом мадам Кюри. Сегодня папа принес мне еще одну его фотографию. Това говорит, что глава избирательного участка демократов придет к нам и расскажет о Паркере и нам нужно хотя бы снять со стен фотографии Тедди Рузвельта. Вряд ли глава избирательного участка знает, что папа не может голосовать, потому что не имеет американского гражданства.
Сегодня я снова видела Мириам, но она меня не заметила. Странно, но теперь мне не хочется говорить с ней. Она кажется совсем другой. Мне просто нравится видеть ее и знать, что с ней все в порядке. Думала рассказать об этом Тове, но боюсь. Това так занята выборами и профсоюзом.
20 сентября 1904 года
Вчера был Йом-Кипур. Без Мириам все праздники грустные. Хуже всего будет Суккот, потому что я буду вспоминать, как Шон помогал нам строить шалаш, как мы все вместе ели внутри, и это было до того, как кто-то узнал или начал подозревать про Шона и Мириам. Зачем они влюбились, поженились и все испортили?
22 сентября 1904 года
Суккот был веселее, чем я ожидала, в основном благодаря дяде Шмулю. Он очень веселый и умный, и в этом году он построил нам прекрасный шалаш. Он гвоздем продавил консервные банки, мы поставили туда свечи, и они очень красиво освещали наш стол. Мы ели наверху в шалаше, было довольно тепло. Дядя Шмуль сказал, что выкурит свою вечернюю сигару на улице, на пожарном выходе у шалаша. Не знаю, почему мне вдруг захотелось поговорить обо всем с дядей Шмулем, но я описала ему свои поездки в Верхний город, рассказала, как видела Мириам, как боялась заговорить с ней. Он взял мою руку, погладил ее и сказал: «Не бойся, Зиппора. Никогда не бойся любить». Это удивило меня. И тогда я рассказала ему, как невыносимо для меня было мамино решение о том, что нужно сидеть «шиву». Как мне больно, что мама считает Мириам мертвой, и как на Йом-Кипур я пыталась спросить об этом Бога. И почувствовала, что даже Бог не помог мне понять этого. Я рассказала дяде Шмулю, что спросила Бога: что хорошего в том, что женщина относится к своему живому ребенку, как к мертвому? И что теперь все эти вопросы кажутся мне смешными.
