Железный бурьян | страница 47



Френсис возродит этот угол, восстановит все грабли и вилы, вернет на ночь лицо Жестянки Уэлта в его прежнем виде, наловит залетных воспоминаний об ушедших временах. При лунном свете он увидел на дальней полке кипу газет и картонную коробку. Он расстелил газеты в своем углу, разорвал коробку и на эту плоскую кипу лег.

Когда–то он жил в двадцати пяти шагах от того места, где лежал сейчас.

В двадцати пяти шагах отсюда 26 апреля 1916 года умер Джеральд Фелан.

В автомобиле Финни Элен, наверное, дрочит ему или берет в рот. Финни не годен для совокупления, а Элен толста для игр на переднем сиденье. Элен годна для любого дела. Он знал, хотя она ему об этом не рассказывала, что однажды ей пришлось дать двум незнакомым — чтобы поспать в покое. Френсис принимал эти измены так же безропотно, как воспринимал обязанность стащить одеяло с Клары и проникнуть сквозь несчитанные уровни вони, дабы получить доступ в постель. Блуд — всеобщая валюта выживания; разве нет?

Нынешнюю ночь я могу и не пережить, подумал Френсис, спрятав ладони между бедрами. Он подтянул колени к груди, не так высоко, как Рыжий Фил Тукер, и подумал о смертях, которые причинил и, может быть, еще причиняет. Умирает Элен, и Френсис, возможно, главный фактор, приближающий ее к смерти, хотя сегодня вечером все его существо было устремлено к тому, чтобы не дать ей замерзнуть в пыли, как Сандра. Я не хочу умереть раньше тебя, Элен, — вот о чем думал Френсис. Без меня ты будешь в мире как ребенок.

Он подумал о том, как летел по воздуху его отец, и понял, что отец в раю. Добрые оставляют нас здесь, чтобы мы размышляли об их деяниях. Мать должна быть в чистилище и будет там, черт подери, вечно. Мегера из мегер, отрицательница жизни — но для ада в ней не хватало зла. А чтобы хоть на минуту ее пустили в рай — если есть у них такое место, — этого он себе не представлял.

Новый студеный воздух ноября лежал на Френсисе как одеяло. Тяжесть его обездвижила тело, но принесла ему покой; а тишина положила конец мучениям ума.

В подступавшем сне из земли выросли рога и горы, и рога — небесные трубы — играли с блеском, достойным гибельности горных троп с их карнизами и глыбами, нависшими над головой. Затем, уступив не без трепета их закодированным призывам, он физически вознесся в заоблачные высоты, где давным–давно была сочинена эта песнь. И уснул.


IV


Френсис стоял на подъезде к свалке и отыскивал взглядом старика Росскама. Серые облака, похожие на две летучие кучи грязных носков, стремительно пронеслись мимо утреннего солнца, мир озарился резкой вспышкой света, и Френсис заморгал. Взгляд его блуждал по кладбищу усопших вещей: ржавых газовых плит, сломанных дровяных плит, мертвых ледников, велосипедов с погнутыми колесами. Гора изношенных автомобильных шин бросала тень на равнину ржавых труб, детских колясок, тостеров, автомобильных крыльев. В длиннющем сарае с тремя стенами высилась горная цепь из картона, бумаги и тряпья.