— Видно, ты много нехорошего на своем веку повидал, — сказал Руди.
— Да, где кровь течет и черепа раскалываются, — сказал Френсис, — я знаю, чем там пахнет.
Конокрада звали Альдо Кампьоне: иммигрант из города Терамо в Абруцци, он поехал в Америку искать счастья и нашел работу на строительстве Нью–Йоркского баржевого канала. Но как человек сельский, соблазнился видами на лошадей в городе Коймансе, был сразу пойман, посажен в тюрьму, препровожден для суда в Олбани и убит при попытке к бегству. Урок его Френсису был таков: жизнь полна капризов и несостоявшихся поездок; воровать дурно, в особенности если тебя ловят; пулю не перегонишь, будь ты даже итальянец; рука, поданная в минуту нужды, прекрасна. Все это Френсис и сам знал неплохо, так что истинный урок Альдо Кампьоне заключался не в умственных выводах, а в зрелище; ибо Френсис до сих пор помнил обращенное к нему лицо Альдо. Оно походило на его собственное; вот почему, возможно, Френсис и пошел на риск чтобы спасти свое лицо своею собственной рукой. Кинулся Альдо к раскрытой двери вагона. Протянулась ему навстречу рука Френсиса Фелана. Прикоснулась к согнутым пальцам Альдо. Пальцы Френсиса сжались и потянули. И напряглась рука. Напряглась! И Альдо поддается — к двери, к двери, вверх! Прыгни! Тащи, Френсис, тащи! Ну, оп! Хват прочен. Человек уже в воздухе, летит к свободе на сильной руке Френсиса Фелана. А потом шарах — и отпустил. Шарах — и он внизу, он катится, он мертвый. До свиданья, дорогая.
Когда автобус остановился на углу Бродвея и Колумбия–стрит, на том самом, где позорный трамвай попался в ловушку между пылающими простынями, в салон вошел Альдо Кампьоне. В белом фланелевом костюме, в белой рубашке, с белым галстуком, волосы прилизаны, в бриолине. Френсис сразу понял, что белый этот наряд — не невинности, а смирения. Низкого происхождения был человек, с низким доходом и поступок совершил низкий. И смерть за него принял ниже некуда, в пыли и прахе. Новый костюм ему, наверно, выдали на том свете. И вот он прошел по проходу и встал между Руди и Френсисом. Он протянул руку Френсису с намерением непонятным. Толи это просто приветствие, принятое в Абруцци? То ли угроза, предостережение? Или запоздалая благодарность, или даже сочувствие к такому человеку, как Френсис, который прожил долго (по сравнению с ним), много пережил и продвигался к смерти. Или, чего доброго, — милостивый жест, приглашение туда, если уже не «добро пожаловать» оттуда. При этой мысли Френсис, протянувши было руку навстречу, живо ее отдернул.
