– Это бывает, – согласился старший лейтенант, показывая лицом корректную бесстрастность и выдержку. Ни к чему было раньше времени лезть со своими предложениями, они должны были прозвучать от подполковника Елизарова. Только тогда можно рассматривать его действия как подготовленную и спланированную провокацию. – С командованием спорить бесполезно и, наверное, даже опасно. Но дело и без меня, думаю, не застрянет на месте. К тому же меня самого в Москву затребовали. Значит, могли бы последовать другие осложнения.
– Да. А по какому делу вас вызывают?
– По служебному… – скромно использовал Арцыбашев подсказку своего начальника штаба. И произнесено это было, при всей вежливости, так, что расспрашивать дальше не имело смысла.
И подполковник Елизаров это понял.
– Дело-то не застрянет, только пока я не вижу путей его продолжения. Конечно, мои варианты развития событий были связаны с некоторым риском, который опытного человека с хорошей подготовкой не остановит. И выполнить все было реально. Но руководство посчитало иначе. В итоге почти две недели выброшены и мне нечего делать с моими данными.
Василий Иванович услышал в этих словах открыто то самое предложение, которого ждал. Услышал явственно, потому что без этого предложения не было смысла в приезде подполковника ФСБ в бригаду, и об этом же пять минут назад говорил капитан Твердовский.
А подполковник Елизаров ждал вопроса, который показал бы заинтересованность старшего лейтенанта в данных и его готовность включиться в активные действия, невзирая ни на какие преграды. То есть миссия подполковника Елизарова в этом случае считалась бы успешно выполненной, поскольку именно этого он, скорее всего, и добивался.
И вопрос прозвучал. Вдумчивый, ненавязчивый, с интонациями, свойственными человеку, ищущему, как лучше представить свою просьбу:
– Товарищ подполковник, понимаете, как бы вам это лучше объяснить… Мне бы тоже не хотелось, чтобы ваша работа пропала даром. Я, конечно, ничего обещать и тем более гарантировать не могу, но у меня есть желание выполнить пусть не вашу задачу – поскольку с вас ее, как я понял, уже сняли, – но свою. Не служебную, не официальную. Задачу сына погибшего генерала. Понимаете, о чем я говорю?
Глаза подполковника Елизарова засветились радостью. Не было сомнений – удар достиг своей цели, только каждая из сторон считает, что именно она нанесла его.
Теперь должна была бы начаться классическая дипломатия, то есть каждый должен был говорить не то, что думает.
