— Что ты собираешься делать? — спросил Хади Такера, понизив голос. — Разделимся, как предполагали сначала, или будем держаться вместе? Тебе потребуется помощь, чтобы ее вывести.
— Мы разделимся, — твердо произнес Такер. — Так безопаснее. Женщина, путешествующая с двумя мужчинами, вызовет больше подозрений, чем супружеская пара.
Они продвигались на северо-запад через самую населенную часть Ирана, но это был единственный путь к Турции, конечной цели их путешествия. Ирак находился на западе, Афганистан и Пакистан — на востоке, бывшие республики Советского Союза — на северо-востоке, Каспийское море — на севере, а Персидский залив — на юге, отделенный неприветливой пустыней. Таким образом, Турция представлялась единственно приемлемым вариантом. В течение всего пути Ниеме придется носить традиционную чадру женщин-мусульманок.
Они решили идти сначала под прикрытием ночи, чтобы их не обнаружили, хотя вполне возможно, что Сайда и Далласа посчитали главными «террористами». Не исключено и другое, думал Такер: весть о них не успела выйти за пределы завода. Предприятие было расположено в уединенном месте, а телефонная линия там всего одна. Даллас успел нажать кнопку детонатора прежде, чем кто-либо из грузчиков взял телефонную трубку.
Завод превратился в груду развалин. Такер удостоверился в этом лично, оставив Ниему под бдительным и заботливым присмотром Хади. Даллас, как всегда, выполнил свою работу безупречно: что не разрушил взрыв, спалил пожар.
Когда Такер вернулся, Ниема впервые обратилась к нему сама. Она прямо посмотрела ему в лицо своими бездонными черными глазами и с надеждой в голосе спросила:
— Вы его нашли?
Он удивился, но виду не подал.
— Нет.
— А… его тело…
Нет, она не тешит себя надеждой, что Даллас спасся, а всего лишь хочет его похоронить.
— Ниема., ничего не осталось. — Он произнес это как можно мягче, понимая, что вряд ли ему удастся облегчить очередной удар судьбы. До этого момента она держалась мужественно, как настоящий солдат, но теперь выглядела такой слабой и беззащитной.
Ничего не осталось. Он видел, как его слова больно резанули ее, как она вздрогнула словно от удара. С тех пор она больше ни о чем не спрашивала и даже не просила пить. Сам он отличался завидной выносливостью и мог долгое время обходиться без питья и еды, поэтому решил, что на себя в этом случае ему полагаться не стоит. Он установил следующий режим: каждые два часа давал ей пить, а каждые четыре часа устраивал привал и заставлял ее есть. Впрочем, заставлять ее не приходилось: она покорно принимала все, что он ей давал.
