Поп охранял свой дом и имущество с дубинкой, попадья с кочергой, церковный служка — с метлой, сын Анатолий — с двухствольным ружьем, поповна Ангелина — с электрическим фонарем. Ложась спать, обследовали все закоулки, чуланы, заглядывали и в подпечье и под кровать.
Жившая в поповском доме старая барыня, последняя владелица сожженного имения, и та вооружилась зонтиком — во все темные углы тыкала и крепче прижимала к груди клубок синей шерсти, единственное имущество, с которым она выбежала когда-то из горевшего дома.
Девочка на побегушках, Дуняшка, со страху металась без толку и всем мешала, всем попадалась под ноги, как бестолковая кошка.
Каждый день, каждую ночь приключались какие-нибудь беды.
То самовар утром распаялся. Загудел, засвистел вдруг как сумасшедший, пар из него пошел и потекло олово.
И весь он скорежился, как бес на картинке Страшного суда.
То коровы с пастбища как бешеные прибежали, хвосты вверх, рогами трясут, бьют копытами, ревут, словно им под хвостами скипидаром смазали. Вокруг двора носятся, через заборы перепрыгивают, капусту топчут…
То вдруг пчелы с утра не вылетали. Самый взяток — липа зацвела, а они гудят в ульях, в воздухе над пчельником ни одной. Бросился поп-пчеловод и вместо божьего слова пустил такое ругательство, что попова дочка, бежавшая за ним, споткнулась и об дымарь нос расквасила.
Оказалось, у всех пчелиных домиков летки глиной замазаны!
Когда попадья побежала в сельсовет жаловаться, Тимофей только руками развел.
— Ну, — говорит, — матушка, это не иначе в вашем быту завелись бесовские шутки!
Не выдержало поповское семейство такой осады и выслало Дуняшку парламентером с наказом найти этого скверного Данилку. Пусть получит для своей болезной бабки Агафьи злополучного меду.
Данилка пришел как ни в чем не бывало, такой же, как всегда, вялый, робкий, бледный, но чашку для меда принес большущую деревянную, из каких в деревне квас хлебают.
И пока ее медом не наполнили, с места не стронулся.
А когда ушел своей валкой походочкой, бесовские проделки как рукой сняло.
Все в поповском доме успокоились, и даже трусливая Дуняшка больше не взвизгивала, напуганной кошкой не металась и не попадалась под ноги.
— Ну и как же вам удалось устроить попу такую катавасию? — спросил Иван Кочетков, встретив спешащего куда-то лобастого Степку.
Мальчишка посмотрел на него серьезно и ответил:
— Это, дядя Ваня, партийная тайна.
— Ну мне-то можно сказать! Не бойся — я умею хранить партийные тайны. Так, значит, если действовать из подполья, врагам страшней?
