Тайна Юля-Ярви - Николай Владимирович Богданов

Мы приехали на аэродром, чтобы вылететь из Печенги в Москву рано утром. Впрочем, с таким же успехом мы могли вылететь поздно вечером. Стояла полярная ночь, и все эти понятия были относительными. Только часы указывали нам время, когда рано и когда поздно, когда нужно обедать и ложиться спать.

Полярная ночь — это не мрак, это — серебристо-серый волшебный полусвет. Все кажется таинственным и нереальным. Предметы не имеют тени. И если бы не огни новостроек заполярной пятилетки, засиявшие здесь на следующий день после войны, этот край мог бы показаться заснувшим навеки.

Билета на самолет мне не досталось. Воздушный корабль был уже укомплектован офицерами морского флота, улетающими в отпуск, инженерами, вызванными в министерства с докладами, и работниками рыбной промышленности.

Мне нужно было отыскать командира корабля, который мог принять одного пассажира сверх комплекта.

Серебристо-алюминиевая машина стояла на глади ледяного аэродрома, раскинув свои крылья, словно огромная полярная сова. На ее моторы были наброшены капоты Дверцы запечатаны. Безмолвие. Ни одной живой души. Мы уже собрались уезжать, когда заметили вспыхнувший костерок. Один человек зажег налитый в лунку бензин и стал греть руки, а другой выбирал из проруби какую-то снасть: нам показалось, что он, пробив лучку, ловит рыбу.

На наш вопрос об успехах неизвестный засмеялся и, откинув из-под шлема прядь волос, ответил:

— Нет, что вы, я проверяла состояние льда.

Девушка, которую мы приняли за рыболова, взялась проводить нас в гостиницу, где находится командир корабля и ночуют пассажиры.

— Эти озера очень капризны, — сказала она, складывая какие-то приборы. — Они еще во время войны доставляли нам много хлопот. То из них убывает вода и лед начинает садиться. То вода вдруг прибудет, выступит на поверхность и в одну ночь образуются наледи, в которые влипнут все наши самолеты, как мухи в мед…

Она так быстро скользнула на лыжах, что мы едва поспели за нею на машине.

Маленькая деревянная гостиница сверкала огнями. В ее салоне, по-видимому, проходил вечер самодеятельности. Доносились музыка и пение. Когда мы вошли, то захватили только концовку какой-то песни:

Седобородый старец ударил по струнам и умолк. Мы услышали аплодисменты. 5’атем старика провели мимо нас псд руки, как слепого. Подмышкой он держал кантеле. От старика и от его песни на нас повеяло северной сказкой.