– Чего тебе? – спрашивает она.
– Так это ты!
Неподалеку валяется старая резиновая сандалия и потерянная кем-то красная ленточка для волос. В школьное окно стучит ветка.
– Это ты пела?
– Не-а.
– Но здесь больше нет никого.
– Ты почему не спишь?
– Не спится. У тебя красивый голос. Я же знаю, это ты пела.
Чамди садится рядом, вытянув и скрестив ноги, как она.
– Ты чего придвигаешься?
– Просто… темно. Мне тебя не видно.
– Да не бойся ты, не съем.
– Могу уйти, ты только скажи.
– Как хочешь.
– Тогда я посижу. Ты мне споешь?
– Нет.
– Пожалуйста!
– Я по заказу не пою.
– Тогда я наемся так, что раздуюсь как шар. И придется тебе искать другого тощего мальчика.
– Ты мне угрожаешь, что ли?
– Ага.
– Да я тебя на куски порежу, гадина паршивая! На дольки покромсаю и продам, будет всем на обед чамдятина! Только попробуй еще мне угрожать!
– Ты чего?!
Гудди что-то ищет на земле. Ветер пригнал красную ленточку к самым ее ногам, но Гудди не обращает на нее внимания. Она нащупывает сучок и принимается что-то чертить на дорожке.
– Спой, ну пожалуйста!
– Спою, если ты пообещаешь украсть деньги из храма.
– Не могу.
– Посмотри на меня, – говорит Гудди.
Чамди смотрит на девочку. Она наверняка его ровесница, но кажется гораздо старше. Ее дольше жгли солнечные лучи, она дольше дышала пылью, слушала автомобильные гудки. И она единственная из его знакомых, кто видел, как отец погибает под колесами машины.
– Посмотри мне в глаза, – говорит Гудди. – Обещай, что ты украдешь эти деньги во что бы то ни стало. Если дашь слово, глядя в глаза, то его нельзя нарушить. Давай, посмотри на меня.
У Чамди сосет под ложечкой, но деваться некуда – придется дать слово.
– Обещаю, – говорит он и мысленно добавляет: «Я обещаю достать для тебя деньги. А вот украсть, наверное, не смогу».
Гудди бросает сучок, вытирает ладонь о платье и начинает петь.
Чамди никогда прежде не слышал такой волшебной мелодии. Наверное, у Гудди и горло волшебное.
Кажется, будто краски ожили и запели и каждая стала нотой. У Чамди мурашки бегут по телу. Если бы он умел летать, он влетел бы в окно ближайшего класса и с легкостью вернулся сквозь стекло обратно. Вот такой у Гудди потрясающий голос.
Нежно колышется листва, будто и деревья откликаются на песню, в воздухе кружатся и танцуют пылинки.
Гудди замолкает. Чамди уже понял, что эта песня – начало чего-то удивительного, неземного. Значит, и он должен говорить на неземном языке, должен рассказать Гудди, как прекрасна ее песня.
