— А ты обезумела бы прежде всех остальных, полагаю.
Ее высокий хрипловатый голос был полон вызова:
— Зато я — честная женщина, раз об этом не вру! Честнее многих, как думается.
— Зачем ты сюда пришла?
— Чтобы сказать, что старейшины согласились позволить вам расспросить жителей деревни, — ответила Ханро со вздохом. — Вы можете начать в любой момент.
Семеркет скептически на нее посмотрел.
— И ты пришла, чтобы сказать мне это, разодевшись подобным образом?
Ее брови обиженно сдвинулись, а голос стал легче перышка.
— А что не так с моей одеждой? Большинству мужчин нравится, когда я облачаюсь, как богиня. А вам это нравится?
И снова язык отказался повиноваться чиновнику, и он просто кивнул.
Коротко заворковав, Ханро прижалась к нему. Несмотря на прохладный ночной воздух, Семеркет начал потеть.
— Если вы думаете, что я так красива, почему бы вам не заняться со мной любовью? — спросила она, найдя губами его губы.
Семеркет не знал, как долго они целовались. Он удивился, поняв, в какое возбуждение пришел. Однако, собрав всю свою решимость, он твердо оттолкнул Ханро.
Золото в ее волосах замерцало, когда она недоверчиво покачала головой. Спустя мгновение женщина сказала:
— Если вам не нужно мое тело, — поскольку я для тебя явно поблекшая уродливая карга, — то как насчет моего разума?
— А что насчет него?
— Если я скажу, что кое-что знаю?
Семеркет заморгал:
— О чем же?
— Об этой деревне и ее секретах.
— К твоему сведению, если ты что-то знаешь, ты обязана заявить об этом официально.
Она снова засмеялась, забавляясь такой наивностью:
— А другие могут иметь иные представления о том, в чем заключаются мои обязанности.
— Тогда расскажи ради Хетефры, старой женщины, о которой все, похоже, забыли.
При упоминании имени старой жрицы накрашенные губы Ханро стали похожи на шрам, прорезающий лицо.
— Это верно, она была добра ко мне — наверное, к единственной из здешних женщин. А я не из тех, кто забывает друзей, что бы обо мне ни говорили.
Семеркет удивился, как быстро изменилась Ханро, когда в ней погасла искра желания. Она внезапно стала казаться старой и побежденной, краска на ее лице запеклась и потрескалась.
— Но поскольку я никогда не делаю одолжений бесплатно, я расскажу вам, что знаю, а вы запишите это на мой счет.
Она наклонилась вперед и прошептала ему на ухо:
— Вы знаете, почему старейшинам понадобились два дня, чтобы позволить вам расспросить остальных?
— Потому что ваши традиции велят все обсуждать…
