Рука чиновника невольно потянулась к синякам на горле, когда он вспомнил, как там сомкнулись пальцы Панеба. Одна мысль неотступно тревожила его: почему десятник, как и старейшины, противился тому, чтобы найти убийцу его тетушки? Это просто не имело смысла, если только не…
Семеркет сел, уставившись в темноту.
Если только Панеб не… Если все они не защищали того, кто совершил это преступление.
Несколько мгновений спустя чиновник начал беспокойно бродить по дому Хетефры, забыв про письмо Тоху — его мысли были теперь далеко.
Везде заговоры. Он отчаялся когда-либо выпутаться из призрачных предположений. А теперь появилась еще одна загадка, самая тревожная из всех — почему меджаю Квару приснилась львица? Может, это ничего не значит, и в образе просто отразилось то напряжение, которое они с Кваром испытывали в повседневной жизни.
Семеркет перестал расхаживать и вздохнул, завернувшись в легкие шкуры из дома Хетефры, потому что воздух, идущий из пустыни, показался прохладным.
Царапанье в дверь дома жрицы застало его врасплох. Сальная свеча осветила ему путь в переднюю.
На улице ожидала Ханро. Семеркет еще никогда не видел, чтобы женщина осмелилась так разодеться. Ее облегающий наряд был гранатового цвета — такой цвет обычно использовали только боги и богини. В волосах сверкали золотые блестки, лицо было раскрашено, как лики храмовых статуй: глаза подведены сурьмой и малахитом, на щеках красовались круги из охры. На чиновника повеяло душным запахом сандалового дерева.
Язык его немедленно прилип к нёбу, отказываясь шевельнуться.
— Впустите меня и закройте дверь, — сказала Ханро нетерпеливо. — Иначе соседи начнут сплетничать.
Вместо того чтобы сделать то, как она сказала, Семеркет открыл дверь еще шире, чтобы все с улицы могли видеть происходящее внутри.
Ханро дерзко улыбнулась и прошла мимо него в переднюю дома Хетефры.
— Не может быть, чтобы вы меня боялись?
Семеркет кивнул. Она ответила притворно-обиженной гримаской.
— Женщине не доставляет удовольствия слышать, что она пугает мужчину, потому что в таком случае эта штука под его набедренной повязкой становится дряблой и бесполезной.
Она придвинулась ближе, но чиновник снова отступил.
— Я опасаюсь не только тебя, но и твоего мужа, — сказал он.
— Неферхотепа? — захихикала Ханро. — Не бойтесь мыши! Лучше бойтесь льва — Панеба.
Выражение лица Семеркета снова заставило ее раздраженно возвести глаза к потолку.
— А как, по-вашему, нам еще развлекаться в этом мрачном маленьком местечке? Если бы не грех супружеской измены, мы бы все уже обезумели.
