Но Семеркет, спрятавшись за скалами, в отбрасываемой ими длинной тени, понял — груда известняковых обломков почему-то не попалась меджаям на глаза. И все равно далекие посты казались покинутыми, как и раньше, никто не окликнул незнакомца, не потребовал от него объяснений.
Он осторожно ступил в кучу белых камней. Ее пологий скат позволил ему то ли сойти, то ли сползти на дно долины, прямо в заброшенный лагерь. Кто бы ни побывал тут, он пытался скрыть остатки своего костра, слегка присыпав его песком. Но ветры постепенно сдули песок прочь, обнажив темный круг пепла.
В захламленном лагере валялись черепки глиняного горшка, почерневшего оттого, что его долго использовали на открытом огне. Очевидно, горшок треснул от слишком сильного жара, и его выбросили. Семеркет не заметил никаких объедков, прилипших к внутренней поверхности черенков. Но на них можно было обнаружить следы знаков гильдии, а на одном черепке Семеркет явственно разглядел примитивный иероглиф — возможно, имя бывшего владельца горшка.
Он начал лениво собирать черепки. Порывшись в лагере в поиске затерявшихся осколков, наткнулся на деревянный прут и, потянув за торчащий из песка почерневший конец ветви сикоморы, понял, что это — факел. Кто бы его ни использовал, факел сработали слишком быстро и не обмотали пропитанной воском тканью. Семеркет отшвырнул ветку в сторону и начал пинками расшвыривать песок вокруг. Векоре обнаружилось еще пять обожженных веток сикоморы: здесь разбили лагерь, по крайней мере, шесть человек.
Семеркет спросил себя, что же за работы в Великом Месте потребовали такого освещения? Разбей лагерь под открытым небом меджаи, они бы обошлись простым костром. Может, велись какие-то работы внутри гробниц? Он смутно припомнил, что рабочие-могильщики пользовались специальной смесью дорогого сезамового масла и соли — смесью, которая не позволяла факелам дымить. А эти факелы, найденные в песке, были самыми что ни на есть обычными.
Размышляя над этой головоломкой, Семеркет начал быстро собирать как можно больше черепков разбитого глиняного горшка, сам не зная, зачем он это делает. Сложив черепки в свой плащ, он связал концы — и тут услышал голос:
— Здесь делают кожу бога…
Семеркету показалось, что этот голос донесся одновременно со всех сторон. Он круто обернулся, вглядываясь вверх, в скалы, и, наконец, разглядел мальчика верхом на осле. Мальчик смотрел на него сверху вниз. Голова его была выбрита, по вдоль виска висела косичка, как у царевича из семьи фараона.
