Ненри вздрогнул, в ярости встал и негодующе навис над братом.
— Как ты можешь так говорить? Мой сын теперь будет великим! И это — благодаря тому, что я не ставлю свои интересы превыше всего. Я отдал его дяде жены, потому что это дало бы ему так много. Я сделал это ради мальчика, слышишь?
Семеркет заговорил ровным успокаивающим тоном:
— Ты меня неправильно понял, Ненри. Ты хорошо поступил. «Старший писец господина градоправителя» — это стоит, по крайней мере, двух сыновей.
Старший брат смотрел на него, уронив руки.
— Почему я все время тебе помогаю? Ты никогда не чувствуешь благодарности, всегда глумишься надо мной. Почему? Что плохого я тебе сделал?
Семеркет глядел теперь на него так твердо, что Ненри невольно опустил глаза.
— Ты продал сына, чтобы стать писцом. Писцом, брат! Если бы ты знал, как мы с Найей мечтали иметь ребенка. А ты отдал своего так небрежно, как женщина одалживает платок.
Подергивания и тики перекинулись на рот Ненри.
— Мне следовало бы оставить тебя умирать. Всем было бы лучше, если бы я так поступил.
— Да, — голос Семеркета был усталым и невыразительным. — Особенно — мне.
Слуга вернулся с вином, и Ненри сломал печать на кувшине. Он налил вино в чашу, протянул ее Семеркету, и тот выпил все одним глотком, а потом молча протянул чашу, чтобы ему налили еще. На этот раз он пил медленнее, а затем вздохнул. К нему явно вернулись силы. Семеркет обратил черные глаза к брату и слуге.
— Присоединяйтесь, — сказал он.
— Ты очень щедр с вином, за которое я плачу.
Ненри все еще злился, но, тем не менее, налил себе вина. Некоторое время все трое молча прихлебывали. Семеркет поднял голову и оглядел маленький дом.
— Я не собирался сюда возвращаться, — почти удивленно сказал он.
— Почему?
— Разве это не ясно? Я собирался умереть.
Старший брат не шевельнулся.
— Ты имеешь в виду, что устал колотить целыми часами в ворота дома Найи, позоря себя и свою семью?
Он ожидал, что его Семеркетом овладеет один из обычных приступов темной ярости, и со страхом ожидал взрыва. Но тот просто ответил:
— Да. Теперь с этим покончено.
Ненри саркастически хмыкнул.
— И какому чуду мы обязаны этой перемене?
Семеркет медленно выдохнул, и слова его прозвучали тоже, как долгий вздох.
— Она беременна ребенком Накхта. Ты это знал?
Ненри потрясенно повернулся к брату. Вся враждебность была забыта, его немедленно охватило раскаяние.
— Ох, Кетти!
Писец придвинулся к брату. Теперь его лицо было всего в нескольких дюймах от лица Семеркета.
