Тийя погрозила ему пальцем.
— Это из-за могущества молитв и заклинаний, которые я наложила на амулеты. Ты ни за что не должен был их снимать. Неудивительно, что, по словам Кенамуна, ты попал в беду. Это многое объясняет.
Укоризненный тон Тийи так напомнил Семеркету слова его матери, и он почувствовал себя в присутствии царицы легко и непринужденно. Но потом он снова обнаружил, что смотрит на ее тяжелые груди под тонким муслиновым лифом, и поспешно опустил глаза.
— У тебя хорошие понятия о благопристойности, как я вижу, — сказала она, погладив его лицо. — Вы все такие противные маленькие мальчики, верно? Никогда не делаете то, что вам говорят. Но спасибо за это богам! Где бы я была сегодня, если бы мои собственные сыновья не нуждались во мне так сильно?
Тийя провела по его щеке ногтями, и, когда она улыбнулась, чиновник увидел кончики ее ровных белых зубов. Ее пальцы продолжали бежать вверх, на мгновение задержавшись на том месте, где из волос Семеркета был загадочным образом выхвачен клок.
— Пойдем, — поманила Тийя, — сядь рядом со мной у окна и расскажи все, что случилось в деревне строителей гробниц. Кенамун говорит, что это очень серьезно. Мы послушаем, а потом вместе решим, как лучше поступить.
Семеркет позволил провести себя на закрытый балкон над садами храма Диамет. Царица знаком показала, что он должен сесть рядом с ней на кушетку рядом с зарешеченным окном. Писцу дали маленькую скамеечку, и он расположился далеко в стороне. Кенамун не вступал в беседу, казалось, его вполне удовлетворяла роль слушателя.
Семеркет говорил, сознавая причудливые движения царицы — она то с отсутствующим видом проводила пальцем по своей брови, то играла с кисточкой золотого пояса. И даже когда Тийя лениво расправляла плечи, чиновник сознавал, как внимательно она слушает. Она нахмурилась, издавая тихие стоны ужаса при мысли о том, что гробницы ее предков были разграблены, и о том, как близок был Семеркет к гибели от рук убийц. Когда дознаватель сделал паузу в рассказе, она задала ему несколько быстрых вопросов, продемонстрировав свою глубокую проницательность и понимание ситуации.
«Кенамун, должно быть, хорошо проинформировал ее», — подумал Семеркет.
Потом он рассказал, что Ханро теперь томится в тюрьме строителей гробниц, обвиненная в супружеской неверности, поскольку помогла ему.
— Это еще одна из причин, по которым я сюда пришел, — заключил Семеркет, — чтобы спасти ее из тюрьмы. Тогда она сможет дать показания против своих соседей.
