Как и думал Семеркет, строители гробниц вернулись на рассвете. Они прошли мимо, не заметив его, и спустились в погребальную камеру, чтобы продолжить работу. Когда чиновник убедился, что строители уже не вернутся, то проскользнул главным коридором, вышел из гробницы (дверь была открыта навстречу восходящему солнцу) и вскарабкался по утесу на тропу, которая проходила выше.
Через час он уже пробирался через толпу на стихийном рынке у храма Диамет. Сотни прилавков раскинулись за стенами храма с тex пор, как вернулся фараон.
Быстро показав знак министра стражникам у Великих Колоссов, Семеркет получил разрешение войти в храм.
В храмовом парке оказалось не так многолюдно. Тем не менее, вокруг Семеркета толпились знатные люди, жрецы и мастера, торопясь по своим утренним делам. Хотя едкий дым от утренних жертвоприношений стелился над храмовым комплексом, над вымощенными плитами дорожками в саду плыли запахи апельсиновых деревьев и жасмина.
У внутренних дверей храма к Семеркету приблизился стражник.
— Покои министра — где они? — спросил чиновник, зная, что Тох оставил свои помещения в храме Маат, чтобы быть рядом с фараоном во время пребывания Рамзеса в Фивах.
Семеркет опять поднял знак министра, чтобы показать стражнику. Тот ответил на вопрос, но добавил:
— Но если ты ищешь Тоха, он еще перед рассветом отправился в Эрмент вместе со своими воинами.
Выражение лица Семеркета стало таким, что воин поспешно добавил:
— Но он вернется примерно через неделю! Министр отправился осматривать нового быка Бухиса!
Семеркет сознавал важность ранней смерти Бухиса — ужасающее предзнаменование катастрофы. Бык считался земным воплощением власти фараона Рамзеса III, и замена его была задачей, доверявшейся только высшему чиновнику. Это и объясняло неожиданный отъезд Тоха.
— Может, его писец, Кенамун, может тебе помочь, раз дело такое срочное, — сказал стражник.
Кенамун… Да, ои наверняка знает, как быстрее всего связаться с Тохом.
Семеркет кивнул в знак благодарности и прошел в темные залы, полированные базальтовые плиты пола поблескивали под его грубыми сандалиями. Но в последний раз он был внутри храма довольно давно и вскоре почувствовал растущее замешательство. Чиновник узнал стену, выложенную голубыми фаянсовыми плитками — но сворачивал он отсюда влево или вправо?
