— Скажи… Тебя и вправду не интересуют такие разговоры, а?
— Я думал, мы могли бы поговорить о том, кто, по-твоему, убил твою тетю. Я уже выяснил мнение всех жителей деревни, кроме твоего.
Десятник уставился на него.
— Это был чужестранец, — хрипло сказал он. И спустя мгновение добавил, пытаясь сфокусировать взгляд:
— Или бродяга.
— Панеб…
— Чужестранец или бродяга.
Десятник навис над Семеркетом, яростно сжав зубы. Чиновник понял, что через несколько мгновений Панеб или снова набросится на него, или потеряет сознание. Но вдруг выражение лица десятника изменилось — в голову ему пришла новая мысль, и он горячо подался к Семеркету.
— Знаешь, если тебе нравится здешняя работа, дай-ка я покажу тебе кое-что действительно искусное!
Панеб потащил дознавателя вверх по лестнице, потом — прочь с кладбища, в деревню и, наконец, приволок к своему дому. Там десятник первым делом налил себе еще вина из кувшина, который хранил в кладовой. После, прижав палец к губам и подмигнув, поманил Семеркета в спальню. Покопавшись в сундуке, Панеб вытащил из-под каких-то кож алебастровый сосуд-канопу.
— Посмотри на это! — Панеб благоговейно протянул предмет Семеркету, и тот взял сосуд для хранения внутренностей умерших.
Хозяин дома, шатаясь, пошел искать свечу, потому что к тому времени солнце уже скрылось за холмом, в доме было темно. Панеб с трудом разжег свечу, его толстые пальцы неловко обращались с кремнем. Огонь занялся, свеча вспыхнула.
Сосуд был увенчан бюстом Имсети, человекоголового сына бога Гора, защищающего обработанные внутренности усопших. Известно, что все четверо сыновей Гора охраняли покой мертвых — Имсети, псоглавый Хапи, Дуамутеф — шакал и Кебехсенуф — сокола.
И снова Семеркет подивился тонкости и изяществу работы. Иероглифы были инкрустированы золотом, бог Имсети носил пышный парик из резного ляписа.
— Это сделал мой дед, — выпалил Панеб. — Он в свое время славился такими канопами. Каждый фараон, каждый знатный человек, царицы — все они должны были иметь набор таких сосудов для своих гробниц.
— Красиво! — сказал Семеркет. — И твой дед оставил его тебе?
Вопрос был невинным, но Семеркет немедленно ощутил, как напрягся десятник.
— Аменмес, — ответил Панеб после минутного колебания.
— Что?
— Торговец… Скупщик… из Куша. Его принес мне Аменмес. Он обычно продавал работы моего деда на юге и подумал, что мне бы хотелось иметь эту канопу.
— Должно быть, теперь он уже очень стар, раз знал твоего деда, — Семеркет держал канону у горящей свечи, но смотрел не на нее, а на Панеба.
