Рита сводила меня в театр миниатюр на спектакль невообразимо популярного Аркадия Райкина. Нечего говорить, что это была моя первая и навсегда запомнившаяся встреча с великим артистом. Вместе со всем залом я смеялась до колик, до слез. Сатирические интермедии звучали тогда почти революционно. Однако он был единственным во всей стране артистом, которому было позволено критиковать существующую действительность. Поэтому создавалось впечатление, что недостатков у нас не так уж и много, и с ними легко справиться, особенно теперь, когда их так ярко показал сам Аркадий Райкин…
Еще мы сходили в знаменитое молодежное кафе, под называнием «Белая лошадь». Попасть туда было невероятно сложно, но Рита сумела получить приглашения заранее. Это кафе посещали все «продвинутые» наши и иностранные студенты. По вечерам в нем проходили концерты джазовой музыки и первые концерты бардов. Мне довелось увидеть там сверх популярных бардов, Кукина и Клячкина. Из летней поездки в Чехословакию я привезла антивоенный значок с надписью “End the War in Vietnam”, что в переводе означает «Кончайте войну во Вьетнаме». Как раз в эти годы во Вьетнаме была война, в которой участвовали не только социалистически настроенные вьетнамцы и их враги американцы, но и мы, на стороне революционного Вьетнама. Я носила на груди этот значок, не считая это чем-то особенно политически направленным. Как ни кощунственно это звучит, но мне значок нравился, как украшение, дополнявшее платье, ну, и надпись на нем была на английском языке. Однако в «Белой лошади» он вызвал ажиотаж, ко мне подошли два иностранных студента, очень меня благодарили за смелость и жали руку. Мне было немного стыдно.
Глава 4
Еще о вологодских друзьях и об институте. Лена
Я уже писала об институте и о своих преподавателях, но поскольку это — веха в моей жизни, период полный нешуточной работы ума, обретения новых друзей и отношений, хочется остановить на этой поре взгляд и еще раз вспомнить, что особенно выделялось тогда из общего потока времени.
Пока человек не определился в жизни, пока он молод и у него нет своей собственной семьи, он общается с большим количеством людей: родных, друзей, товарищей, знакомых. И я прибивалась то к одной, то к другой компании в поисках единомышленников и близких по духу людей, желая уйти от одиночества.
Наш с братом общий друг Славка Попов еще в конце моего первого курса обучения как-то раз пригласил меня зайти к «очень интересному человеку», жившему на улице Мира, 17, в старом доме с аркой. Этого человека звали Женя Красильников, и был он оригинальным самодеятельным художником, самодеятельным же философом и гедонистом по призванию. С молодой женой Ирой Красильниковой, в девичестве Шум, он проживал в большой коммунальной квартире на втором этаже. У них с Ирой была маленькая комната без окон, выходившая в общий коридор недалеко от кухни и холодного общественного туалета, смотревшего на речку Золотуху. Преимущества этой комнаты в глазах многочисленных друзей Жени и Иры были неоспоримы — здесь царила полная свобода. И поэтому все когда-либо попавшие сюда становились, по меньшей мере, постоянными гостями. Сюда можно было прийти в любое время дня и ночи, в любом настроении и привести с собой кого угодно. Были, конечно, люди, которые не прижились, но я, мои друзья и подруги остались здесь на долгие годы. Мы буквально жили в этой квартире, даже когда Женя давно перебрался в другое место, оставив жену и маленького сына Антона. И стало понятно, что Ира, которую муж всегда держал в тени своей харизматичной личности, оказалась достаточно сильным и интересным человеком, чтобы не только сохранить всех прежних друзей дома, но и сделать его прибежищем и опорой для многих из нас, нуждавшихся в поддержке. И это продолжалось до тех пор, пока, через много лет, дом как памятник истории не расселили.
