Прощай ХХ век (Память сердца) | страница 112



Альманахи, проводимые в Доме писателя несколько раз в год, собирали таких людей, видеть и слышать которых, было великой честью. Например, здесь я впервые увидела живую легенду, знаменитую переводчицу Татьяну Григорьевну Гнедич. Она выступала на одном из семинаров, и я, как сейчас, вижу ее красивую совершенно седую голову, и слышу ее яркую речь. Как многим российским интеллигентам ей пришлось по ложному доносу пережить репрессии. Во время Великой Отечественной войны 1941–1945 годов, Татьяна Григорьевна, по поручению командования Советской армии работала переводчиком на связи с союзниками. Еще до окончания войны ее в 1944 году арестовали «за связь с иностранцами». Сидя во время следствия в одиночной камере, она на память читала своих любимых поэтов, А. С. Пушкина и Дж. Г. Байрона. В дальнейшем, когда ее перевели в тюрьму, она совершила настоящий творческий подвиг, по памяти переведя поэму Байрона «Дон Жуан», — ей запрещалось иметь в камере бумагу и карандаш. А так как к переводу этой поэмы она готовилась еще до ареста, то, имея замечательную память, помнила ее наизусть. Кто знает величину поэмы, поймет, каких трудов стоило ее перевести, не имея текста перед глазами, да еще запомнить собственный перевод. К счастью, Татьяна Григорьевна была оправдана и освобождена в 1946 году. Ее перевод «Дон Жуана», вызвавший фурор среди переводчиков и знатоков литературы, издали в 1956 году.

Эльга Львовна тоже была репрессирована и лучшие годы своей жизни провела в лагере и ссылке. Глядя на этих чудесных сильных женщин, переживших немыслимые страдания, страх и унижения, слушая их переводы, ощущая их любовную заботу и внимание к себе, я никак не могла понять, за что их арестовывали, сажали в тюрьмы и в лагеря. Сами они на эту тему с нами никогда не разговаривали, а спросить мы не решались. Отчасти ответы на свои вопросы я получила, прочитав недавно сборник воспоминаний бывших лагерниц-женщин, вышедший в 2003 году под названием «Доднесь тяготеет». Это был первый том из нескольких заявленных, остальные пока не последовали…

В 1972 году мне довелось ближе познакомиться еще с одним прекрасным переводчиком, Сергеем Сухаревым, который, казалось, излучал какой-то особый свет, доброту и нежность. Обладая редкой, чистой душой, он моментально включал вас в свою теплую орбиту, которую не хотелось покидать. Хотелось слушать его без конца, и неловко было самой что-то говорить. Но от этой неловкости не было стыдно, а было весело. Сергей тогда проходил аспирантскую практику в Герценовском институте. Мало времени нам было отпущено на встречи и общение, всего два раза мы с Тамарой были в гостях у Сергея. Впервые, когда он еще не был женат и был полностью погружен в науку и творчество. Он жил тогда в малюсенькой съемной комнате коммунальной квартиры, которая вмещала только кушетку, стол, стул и старое кресло, ну и, конечно, книги. В нашу первую встречу, мы долго говорили и слушали его стихотворные переводы из Джона Китса, английского поэта 19 века. Переводы эти дышат талантом, несравненным изяществом и точностью передачи авторского стиля, что само по себе почти недостижимо, а потому вызывало у нас неизменный восторг.