Луна — территория Российской империи!
От такого у кого угодно подкосятся ноги.
Он достиг дна бездны. Перед глазами все помутилось. Что было дальше, он уже не мог вспомнить.
— Взмыленный какой, — спустя полчаса приговаривал гример, расчесывая Шешелю волосы.
— Это излишне, — сказал Шешель, — сейчас на меня опять нахлобучат вон ту штуку, — он показал на шлем, — и волос видно не будет.
— Я должен расчесать вам волосы. Это моя работа. Испугались же все, когда вы упали. Что стряслось, думаем? Не приступ ли сердечный.
— Да. Что-то вроде этого. Луна все-таки. Должны понимать, что никакое сердце такой радости не выдержит, — шутил Шешель.
Он глубоко дышал, насыщаясь кислородом. Осветительные приборы сильно нагрели воздух в студии, а из-за того, что здесь находилось не меньше двух десятков человек, он стал душным. Но Шешель пил его с таким же наслаждением, как путник, пройдя пустыню, припадает к грязной лужице и не может оторваться от нее. Нет для него ничего желаннее в эти минуты. Ну, может, хочется еще стаканчик прохладной минеральной воды. Именно прохладной, а не холодной. Он чувствовал себя загнанной лошадью. Таким холодная вода противопоказана, пока они чуть не остынут.
— В общем, все неплохо, — сказал Томчин, — переснимать не будем. Как настроение?
— Бодрое. Воды можно?
— Принесите стакан воды, — распорядился Томчин, полуобернувшись. Приказ этот ни к кому конкретно обращен не был. Кто-то за спиной Томчина сорвался с места, побежал прочь из студии. Не один человек, а несколько устроили своеобразное соревнование. Они даже не знали, как наградят того, кто победит.
— Я просил один, — недовольно сказал Томчин, когда к нему одновременно потянулись три руки, каждая из которых держала стакан с водой. Пузырьки поднимались со дна, добирались до поверхности и лопались, поднимая в воздух мельчайшие брызги.
— Я не откажусь от трех, — сказал Шешель. Ведь слышали они, что это он просил воду, так нет — принесли Томчину а про Шешеля будто забыли. Подхалимы.
— Хорошо. Оставьте все, — сказал Томчин, — а теперь идите и не мешайте нам, — он уже забыл об этих людях. Они не стоили его внимания. Он смотрел на Шешеля.
— Сейчас мы приступаем к одному из самых главных эпизодов фильма.
«В этом фильме неглавных эпизодов, похоже, просто нет».
Шешель пил залпом стакан за стаканом и ничем не мог ответить Томчину, кроме как довольным бульканьем. Кадык ходил ходуном, похожий на поршень, заталкивающий в желудок очередную порцию воды. Он остановился, когда последний стакан опустел наполовину.
