Глава 7.
ЯПОНСКИЙ ХАРАКТЕР
Кого бы я ни спрашивал в Японии о характерных чертах, привычках и обычаях народа и как бы ни пытался найти внутренние процессы мышления, которые их мотивируют, я всегда получал весьма туманные, смутные и неопределенные объяснения. В поисках вразумительного ответа я обращался к друзьям как к японцам, так и иностранцам, перелистывал книги, древние и современные. Но всякий раз на свой вопрос я находил один и тот же обобщенный ответ. Мне было понятно, как и многим другим, что японский характер или личность, какое бы научное название ни дать этому странному, загадочному и своеобразному явлению, подобно электричеству, никогда не поддается точному научному определению. Даже Лафкадио Харн[16], широко известный как один из выдающихся авторитетов по Японии, и Бейзил Холл Чемберлен[17], несомненно, самый лучший знаток Японии, всегда попадали в затруднение, когда хотели дать объяснение японскому характеру.
Сами японцы, кажется, очарованы своим национальным характером; но они также неспособны объяснить японскую личность в простых и логических выражениях. «Нам, японцам, — писал Масанори Осима, — самим очень трудно понять особенности нашего характера, как говорит наша старая пословица: «У маяка темнее, чем вдали от него».
Интерес японцев к себе побудил Д. С. Холтома, еще одного авторитета по Японии, написать: «По всей вероятности, в настоящее время на нашей планете нет нации более чувствительной к самой себе, к своим психологическим и установившимся характерным особенностям, своим проблемам и занятиям, чем японская». Все японские литературные произведения изобилуют пространными исследованиями об обладании своеобразными расовыми качествами и характерными чертами. Холтом добавляет: «Перечислять эти качества, считать их снова и снова, анализировать и описывать, а затем провозглашать основу беспримерного достижения стало у японцев навязчивой идеей». Это Холтом назвал японским этноцентризмом[18].
Если вы спросите среднего японского интеллигента о том, как японский народ приобрел свою «уникальную личность», он обычно скажет, что она унаследована от божественных предков. Я готов согласиться с Сервантесом, что в настоящее время японцы таковы, какими их некогда сотворил бог, и часто во много раз хуже. Но японцы обычно обижаются, когда слышат это. Для них божественное наследование личности — священная догма, которую не мог поколебать никакой ученый-антрополог. Эти старые представления продолжают существовать даже в наше время, особенно в сельских районах, где, между прочим, живет большинство японцев. Я нисколько не сомневаюсь в том, что поощрение древних верований и предрассудков путем настойчивого распространения теории божественного происхождения японцев и их характера является сильным инструментом в руках японских подпольных организаций.
