Что это у Людки за парень? Никакой он не двойник, отражающий темную половину Денисовой натуры. У него точно такая своя половина имеется! Примерно одинаковый возраст, телосложение, один тип лица, похожие прически, и больше ничего.
Выбравшись из палисадника, Денис обстучал туфли на асфальте – остались жирные черные следы. На полу беседки белели окурки, никак не меньше полупачки. Он вспомнил о магазине на Богатяновской. Но идти никуда уже не хотелось. Ничего не хотелось.
Окно Людки Борщевской тихо погасло.
Денис поднялся на бетонное крыльцо подъезда. Пора домой.
* * *
В следственных кабинетах воняет, конечно, не так, как в камерах, где вообще дышать невозможно, но запашок, все равно, не для слабонервных. Впрочем, старший следователь по особо важным делам Курбатов к этому притерпелся, принюхался и не обращал внимания на подобную мелочь. Он знал, что скоро выйдет на свежий воздух и провентилирует легкие. Поэтому спокойно сидел и смотрел на подследственного, у которого такой уверенности, понятное дело, не было. Но держался подозреваемый довольно спокойно.
– Ну ей-богу, да я и понятия не имел, кто она такая и чем занимается! Ну, было у нас пару раз, это само… Девка – супер, выставка достижений, понимаешь?..
Гуль попытался непринужденно подмигнуть, но напряженно блестящий в черноте кровоподтека глаз лишь болезненно дернулся.
– Да я и имени-то не знал толком. Ну, правда. Лялечка, говорю, какие у нас дела? Я их всех ляльками зову, гражданин следователь, кого хочешь спроси, ну!.. Она звонит, ты сегодня чего делать будешь? Это типа намек, не расслабиться ли нам, и все такое. Не вопрос, говорю, приезжай. Ну, она приезжает, я за поддачей уже слетал, она стол накрыла, все красиво, понимаете?
Еще одно конвульсивное подергивание.
– А что она там пакет в прихожей бросила, так мне какое дело до ее пакета? Ну валяется и валяется, не буду же я туда лазить, мне и так есть куда лазить, когда такая лялька на коленях сидит, понимаешь?..
Следователь Курбатов слушал его, равнодушно разглядывая заросшую волосками переносицу подследственного. Белая гладь протокола допроса оставалась практически нетронутой. Да и что там писать? Четыре дня назад Курбатов предъявил им обоим: Гулевичу и этой бабе, Сухановой, обвинение по статье 222 – незаконное хранение взрывчатых веществ. Две двухсотграммовые тротиловые шашки – не пустяк по нынешним временам! Из ИВС [1] Гуля перевели в СИЗО [2], где кормежка была немного получше, зато соседи по камере – не в пример злее и отчаянней. В сумме выходило, что Гуль, которого сокамерники невзлюбили с самого начала, все равно оставался без жратвы, без сна, и едва ли не все двадцать четыре часа в сутки летал от стены к стене. На третью ночь один из авторитетов камеры по кличке Зафир, занимающий почетное нижнее место у окна, подозвал Гуля к себе, угостил его сигаретой и попытался вызвать на душевный разговор. Но замордованный новичок так и не сообщил ничего интересного, продолжая придерживаться линии «бабы – суки, жизнь – говно». Короче, не хотел брать на себя ни взрыв в прачечной, ни подрыв городского прокурора!
