Витек вдруг разозлился:
– А вот я, – говорит, – не пойму, у вас-то откуда взялась такая религиозность. Раньше что-то не замечал. А тут вдруг в Бога уверовали. Вы хоть знаете, в какого? В чем разница – русский, допустим, Бог или здешний?
– А мне знать не надо! – отрезал Гурвич. – Не положено. Бог един. И все. А ты, вон, фамилию нашу взял, а чтобы, как приличный еврей, обрезание сделать…
– Что-о? А это еще зачем?
– Затем! Вот тогда все и пойдет, как положено. Увидишь. И торговля твоя…
– А я – что, в магазине с расстегнутой ширинкой хожу?! – разошелся Витек.
Еле Марина их с отцом успокоила. Пыхтели до самого вечера, пока ужинать не сели. Хорошо – оба отходчивые, зла друг на друга не держат.
Только Виктор уже недели считал до того момента, когда можно будет слетать домой. Соскучился. Хотя, если уж честно, Израиль – страна хорошая, добрая. Все вежливые, о стариках заботятся, дети ухоженные, и никто на них не орет, не дергает. А солдаты? У нас от армии только и смотрят, как бы отмазаться, а тут – гордятся. Страну свою называют с большой буквы. Нет, чего уж тут… А природа? Горы, море. Леса, которые сами же когда-то посадили, а теперь там грибы растут. Ведь пустыня была, голое место, а они такую устроили красоту. Чистота везде. У нас говорили – евреи бездельники и неряхи. Ничего себе неряхи… А что обычаи соблюдают, так это, может, даже хорошо – жить по правилам, не как попало. Конечно, сам Витек как был неверующим, так и остался. Но все же съездил один раз к Стене Плача, надел, как порядочный, кипу, подошел к стене и сунул между камней записку. Все так делают. Написал: "Помоги, Господи, в бизнесе, и чтоб все были здоровы". Сунул записку, оглянулся и незаметно, потихоньку перекрестился – на всякий случай.
Так прошла зима. Зима в Израиле неприятная, дождливая, и в домах холодно – у многих даже отопление не предусмотрено. У Виктора с Мариной, конечно, тепло – кондиционер летом гоняет холодный воздух, а зимой теплый. Но эти их мраморные полы… Да и на улице как-то зябко. Одно хорошо – короткая тут зима. Вот уже и март, за ним апрель.
Виктор прилетел в Петербург вечером 25 апреля. В Израиле день был жаркий, солнечный, а тут холодный ветер, и с неба что-то сеяло – не то дождь, не то снег. А хорошо! Соскучился Виктор по питерской погоде.
Встретили родители, и он ахнул, увидев, как изменился отец. Даже не в том дело, что как-то особенно постарел, – погас. Глаза, как у больной собаки, рот кривится, волос совсем не осталось. Мать – та молодцом, только во взгляде – тревога, хоть и старается изо всех сил казаться веселой и бодрой. Волнуется за отца, это ясно.
