И Юля замолчала. Подумала – Витька все равно уезжает, отец уже старик, семьдесят два года скоро. А она – наследница… Стыдно так думать, но ведь правда же!
Через две недели Юлька родила сына. Назвали Алексеем, Алешей. В честь прадеда Громушкина. "Только бы не пошел по торговой части! – подумала. – Хорошо бы – в другого деда, ученого, в Мишкиного папу".
Витек подарил сестре за племянника кольцо с бриллиантом. Лучше бы денег дал на поездку – Миша хотел в Крым на раскопки. Но дареному коню, как известно… Деньги для Миши потихоньку сунула Юльке Марина.
В марте молодые улетали в Тель-Авив. Старый Громушкин вдруг совсем расклеился, в аэропорту даже слезу пустил: когда теперь увидимся? Оттуда, говорят, первый год выезжать нельзя. Витек утешал – соскучитесь, приедете сами. Вызов организовать – раз плюнуть! Мать не плакала. Еще месяц назад вдруг попросила Виктора купить ей компьютер с модемом, книгу для "чайников", теперь осваивала электронную почту. И так здорово у нее это пошло, муж диву давался – вот ведь называл ее в молодости счетами и арифмометром, так и осталась умной да вострой. Так что переписываться с сыном можно будет хоть каждый день. У него в Иерусалиме, в новой квартире, что Гурвичи сняли, уже стоял компьютер последней модели. Квартира – в пригороде Маале-Адумим, рядом с Гурвичами. Те звонили, говорят – вид с балкона изумительный, горы, а сейчас вообще красота, весна – все зеленое, цветет. Теракты? А где их нет? Арабов, правда, везде полно, как собак нерезаных… Противно, а куда от них денешься?
Еще сказали, что ходят в горы по грибы. Там, дескать, полно маслят, а местные дураки их не берут. Вообще по голосу старого Гурвича ясно было – они довольны. Только у матери Марининой сердце что-то пошаливает – перемена климата. Летом будет тяжело, но – ничего, кондишен есть, и врачи тут – не то, что у нас. Короче, ждут молодоженов – не дождутся. Отец Громушкин, когда услышал о том телефонном разговоре, надулся – вечно… этим везет. И арабы им, видишь ли, не угодили, А сами-то? Его собственному сыну свою фамилию втюхали. Умеют устроиться, это уж так. Тогда смолчал, а стали прощаться, слеза и прошибла. Старость, видать, раньше был крепче.
Витек теперь все вечера проводил у сестры в профессорской квартире – ликвидировал свою литературную и историческую серость. А то натаскал Пушкина с Лермонтовым, а там ведь еще и Гончаров с Тургеневым были, и Некрасов, и Гоголь, которого сестра в свое время ему подсунула, когда впервые собрался в Петербург, а в начале XX столетия – Серебряный век: ранняя Ахматова с Гумилевым, Цветаева, Андрей Белый…
