— Ты чего там с псом–то разговоры разговариваешь? — На порог дома сложенного из бревен вышел мужичок, такой же крепкой стати, такой же сутулый, вот только годами помоложе, и седина у него только начала проклевываться, да ростом в пол головы пониже.
— А с кем же мне говорить, коли пес наперед хозяина встречать выходит.
— То служба у него такая. Бон, место. Чего стоишь–то? Проходи. Не чужие, скоро породнимся.
— Вот по этой причине, я к тебе и пришел. Присядем здесь, — старик показал на большое бревно уложенное вдоль стены и вытертое седалищами до блеска.
— А чего об том говорить–то, — присев рядом со стариком и откинувшись к стене дома, проговорил мужик, — вроде все уже обговорили. По осени оженим твоего Томаса на моей Энни, как и уговорились. Или ты уже передумал? — Всполошился мужик.
— Чтож я ума лишился от такой невестки отказываться. Твоя девка, первая красавица и хозяйка на селе, мой тоже не отстанет, ктож станет рушить такую пару.
— Тогда чего?
— А того, что пока она в твоей семье, а дело их обоих касаемо.
— Ну, говори.
— Помнишь того мужика в таверне?
— Это того, что в Кроусмарш ехать предлагал–то?
— Того самого. Так вот, решил я, что Томасу нужно ехать туда, ну а коли Энни вскорости ему женой, значит, то и ей с ним. Там церковь уже отстроили, так что оженятся, как и положено.
— Ты чего удумал–то, старый? Не позволю я своей дочери в то гиблое место ехать.
— А ты не кипятись, не кипятись. Послушай лучше. Как законной жжено станет, то уже без твоего дозволения поедет, потому как при муже будет. Да только немного поздно будет. А так и свадебку сыграют, оно конечно без нас, но то грех не велик, и золотые от барона получат, а нам те золотые в подспорье пойдут.
— Не пойму я тебя. Ты чтож решил за счет деток наших нажиться? Так те деньги в прок не пойдут. Да и не отпустит их никто. Барон–то просто так золотыми разбрасываться не станет, осесть на своей земле заставит, своими арендаторами сделает.
— А здесь они арендаторами не будут чтоли.
— Ну, тут то все привычно с детства, да и мы рядом, поможем.
— Поможем. Много ли от нас помощи. Сами едва концы с концами сводим, а ведь не из последних.
— Ты толком–то говори.
— А ты не перебивай. — Огрызнулся старик. — Поедут, осядут, поглядят, что к чему, а если не враки все то, о чем нам тот мужик рассказывал, то тогда и мы подтянемся. Знаю, что хочешь сказать, да только ты о другом думай. О Новаке мы и раньше слышали, и то что там люди не в пример лучше жили знали и раньше. Но тут другое. Вот собрался их сюзерен в Кроусмарш, и все они за ним потянулись, а ведь он никого силком не тянул, сами пошли. И куда? В самое гиблое место. Значит барон тот стоящий. Ты вот все подначивал того мужичка, а я ведь помню, что был он там не один, были и другие, все сытые и холеные, куда нам. Оно конечно не гоже, деток одних отправлять, но с другой–то стороны, на землю сами они пока не сели, договора с бароном не имеют, свободные как птицы, куда хочу, туда лечу. Мы через них может сможем лучшую долю найти.
