– Dowry? – непонимающе переспрашивает Муж.
– Приданое! – подсказываете вы.
– У моей дочери нет dowry. Мы всего лишь бедные белые люди, – холодно цедит ваш супруг.
И вы с достоинством удаляетесь.
Сев в машину (увы, не «роллс-ройс»!), Любимый Муж дает волю своему гневу.
– Сволочи! Корчат из себя невесть что!
– С ними самими так обращались в течение долгих лет, а в США и по сей день существует куклуксклан.
Но Господин и Повелитель вас не слушает.
– Никогда не прощу себе, что позволил их сынку спать с моей белой красавицей. Сейчас придем домой, и я врежу ему по черной морде.
– Я тебе запрещаю!
Давнее воспоминание всплывает в памяти.
– ...Христос говорил: «Когда тебя бьют по правой щеке, подставь левую».
– Что это с тобой? На старости лет святошей стала? И вообще, в Евангелии полно несуразицы. Представляю себе физиономии профсоюзных активистов, если я им скажу, что работник одиннадцатого часа будет получать столько же, сколько остальные. Да они в ту же минуту объявят забастовку.
За теологической беседой вы добираетесь до дому. С порога слышите вопли и рыдания. Бросаетесь в комнату. Деточка лежит в постели, растрепанная и зареванная.
– Хоан меня бросил – завывает она. – Он уезжает с родителями в Бразилию. А меня не берет. Только по телефону позвонил: «Ты всегда останешься первой в моем сердце»... Подумаешь, какая честь – остаться первой в его сердце!.. Трус! Мамочки своей испугался! Гад! Ничтожество! Сукин сын! Чтобы я еще когда-нибудь поверила мужчине! Все они подлецы!
– Совершенно верно. Подлецы! – поддакиваете вы, знаками прося Мужа удалиться.
Заботливо поправляете одеяло. Задергиваете занавески. Целуете несчастную обманутую крошку.
– А теперь – спать!
Трое суток Деточка пролежала в объятиях Морфея. Время от времени она просыпалась, хныкала и просила денег на самолет до Баии, чтобы там большим швейцарским ножом отрезать уши поганой собаке, которая с ней так жестоко обошлась.
Это еще не все. Тома́, проведавший об отъезде бразильца (от кого? От консьержки? От Мельхиора? Последний, правда, все категорически отрицал: «Ты же знаешь, я говорю только с тобой. К тому же этот паршивец не смотрит, куда ставит свои здоровенные бутсы, и наступает мне на лапы!»), так вот, Тома́ повел на вас атаку. Выходя из квартиры, вы обнаруживали его сидящим в позе лотоса на коврике перед дверью, небритым, непричесанным, осунувшимся. Он умолял допустить его к вашей дочери. На одну минуту. Чтоб только поцеловать ей колени (Прямо мания у него какая-то с этими коленями!) и поклясться в вечной любви.
