Когда 23 августа разыгрался бой с танками и начались атаки «юнкерсов», Аркадий с тревогой вслушивался в канонаду. Так хотелось ему бежать на батарею, где сражались зенитчики. Но с КП он не мог отлучиться. Не раз вспоминался ему холм у паромной переправы с расставленными полукольцом 37-миллиметровыми пушками. «Как-то там воюют баскаковцы?» — думал Бондаренко.
Да и возле полкового КП чувствовалось дыхание боя. И бойцы, которые находились здесь, были заняты по горло. Бондаренко выполнял отдельные задания, тушил пожар, возникший в» рядом стоявшем здании, спасал людей, придавленных потолочиной землянки, в которую угодила бомба. И так весь этот горячий день.
А перед вечером Аркадий услышал от бойцов, что двенадцатая разбита. Тогда он и пошел к командиру.
— Неужели баскаковцы погибли? Разрешите пойти проверить. Я ведь связной! Разрешите, товарищ командир, сбегать в Латошинку!
— Не горячись, — спокойно говорил Ершов. — Сбегать туда не так просто. Там — немцы.
— Доберусь. Обязательно доберусь!
— Ну, ступай! — сказал командир. — Только зря голову под пули не подставляй.
Бондаренко тронулся в опасный путь вечером. Он выбирал лощинки, промоины, укрывался в кустарнике.
Впереди, в окопах — наши пехотинцы. Они хорошо замаскировались, и Аркадий заметил их, когда приблизился почти вплотную. Пехотный командир, низенький плотный капитан в выгоревшей добела гимнастерке, увидев незнакомого бойца, заставил его подойти. Бондаренко рассказал, кто он и куда идет, но капитан был неумолим.
— Нечего зря мишенью торчать!
Отсюда вся местность просматривалась вплоть до Латошинки. Видно было, как на высотке близ переправы зло стреляли пушки. Бондаренко догадывался, что это бьют скорострельные зенитки. «Значит, батарея жива! — обрадованно говорил он. — Доберусь до нее, все равно доберусь».
— Не задерживайте, товарищ капитан. Доберусь!… Капитан махнул рукой:
— Ползи. Но если подстрелят, пеняй на себя… Бондаренко устремился вперед. Еще немного — и он будет у цели. Но вот в воронке увидел фашистов. Они его не заметили. Прижался к земле, щетинившейся полынью, Ждал. Говорил же ему командир: «Зря голову под пули не подставляй». Уметь выждать, перехитрить врага, как он считал, — это искусство бойца. Тут припомнилось ему, как однажды вдвоем с товарищем ходили за «языком». Приблизились незаметно к переднему краю. Влезли в старый окоп. Вблизи появился гитлеровец. Походил взад-вперед и скрылся. Второй прошмыгнул и исчез. И время идет. Весь день просидели в засаде. И только перед сумерками вновь увидели немца. Неужели и этот не попадет в наши руки? Тот отошел от траншей в кустарник. Присел на корточки, смотрит в землю. Набросились на него. Выжидали не напрасно! И сейчас терпеливо ждал случая, чтобы сразить фашистов. Те поднимаются. «Вот и хорошо», — тихо шепчет Аркадий, правый глаз ловит на мушку фрица. Три выстрела — и три фашиста в бурьяне. «Теперь дорога свободна», — оценивает он и ползет дальше. Сердце застучало сильнее. Сейчас он увидит знакомые лица зенитчиков. Но когда до холма оставалось совсем немного, в него начали стрелять. «Убьют, чего доброго, свои», — подумал Аркадий и закричал:
