Потом кричит:
— Мэнни! — (Это хозяин). — Мэнни, давай копам звони быстро!
Мэнни тут же набирает три девятки, говорит, чтобы снайперов прислали… А в баре народу человек двадцать-тридцать было. Из этих двоих кровища хлещет, тетки плачут. Первый, который с обрезом был, хрипит, задыхается. В общем, я такого никогда не видел. Бывали, конечно, разборки, но чтобы так — никогда. А Ронни уже с пушкой в дверях встал, выход контролирует.
Я такой:
— Ё-моё…
— Ники, закрой дверь. Мэнни, давай заднюю и боковую. От окон отойти, остальным всем лежать.
Мы пошли все закрывать. Сперва все притихли, потом эти двое опять застонали, тетки заплакали.
Потом слышим: сирены. Полиция приехала. Я их в конце концов сорок штук насчитал (из сорока — восемь снайперов). Скорые приехали, этих двоих погрузили и увезли. С них чулки сняли — лица все в лепешку, узнать трудно, конечно, но точно не наши. Оба белые, наверно, из Кэннинг-Тауна ребятки.
Полиция еще два часа потом всех мурыжила. Какие-то тетки полицейские, психологи, хрен знает кто вообще. Ронни допросили, но у него тридцать человек свидетелей, так что тут без проблем. Велели потом еще в участок подойти. Он им ничего, ясное дело, не сказал и не собирался. Меня они узнали и еще полбара, наверное, но у них ни на кого ничего не было. Меня-то, может, и могли завтра обыскать (за один день два раза попался — это все-таки перебор), а Ронни вообще ни при чем был, и, потом, они с ним тоже никогда не связывались.
Когда они ушли, Ронни допил перно. Лед-то уже растаял, конечно.
Допил перно и спокойно так говорит:
— Что, Ники, по твою душу приходили?
— Не знаю, вроде не с чего…
— Теперь и по твою придут.
— Как?
— Да так. У них тут наверняка свой человечек сидел и смотрел. Всегда кто-то есть, кто смотрит, чтобы все, как надо, сделали. Ну вот, увидели, что ты ко мне подсел, теперь узнают, кто ты и что ты Винни с Шерри знаешь. Потом за тобой проследят, куда ты отсюда пойдешь. Видишь, как поняли, что Шерри у меня, — сразу сюда нагрянули. Теперь и к тебе придут.
— Спасибо, что предупредил.
— Пожалуйста.
Сидим соображаем. Я говорю:
— Ты теперь как будешь?
Он показал бармену пустой стакан, и тот принес еще бутылку.
— А никак. Съеду и все. Мне с ними связываться себе дороже. Сам знаешь, я огнестрелкой не увлекаюсь.
— Ну да.
— Свалю, пока тут все не уляжется.
— А Шерри?
Он сначала уставился на меня, а потом, видно, понял, что хуже уже не будет:
— И Шерри тоже. Я ему должен.
— Слушай, Винни мой был кореш, мне надо знать, что там за дела.
