Вот уже и тетя Валя заговорила мамиными словами. Они еще похохотали, а потом папиными инструментами стали открывать ящик. Лично мне этот ящик с пенициллином ничего хорошего не обещал. Поесть там нечего, а что они заработают потом, так это же будет потом... Я лежала на кровати и с интересом наблюдала за мамой и тетей Валей. Они сняли с ящика крышку, убрали сначала одну плотную бумагу, потом вторую — прозрачную, шуршащую. Сколько раз уже на этом же месте происходила точно такая же сцена, и всегда у всех трясутся руки, и слышно прерывистое дыхание, и глупые нервные реплики: «осторожнее», «не так», «дай я», «хо-хо!», «кажется, я знаю, что здесь»...
А потом они стали вынимать четырехугольные пачки — желтого и голубого цвета.
— Нет, Валь, это не то. Ты посмотри на дне, дай я...
— Да нет ничего, Леля! Тут одна бумага...
Мама вынула из пачки небольшого размера бумажную салфетку. На ней были оттиснуты крестики и кружочки.
— А где же пенициллин? — медленно и драматично произнесла тетя Валя. А мама как рассмеется. Как бывало еще при папе. Мама так смеялась! Аж жутко становилось от ее смеха.
— Валь, ха-ха-ха-ха, Валь. Не поняла, ха-ха-ха-ха. А я поняла, ха-ха-ха. Это... это... Ох, прости душу грешную! Фух! Это... туалетная бумага. Что, немцы пенициллин оставят, а бумагу повезут с собой? Фух...
Кончился у обеих этот шоковый смех, это неестественное веселье. Мама затихла и начала плакать. Она плакала редко. Мне было не по себе, когда я видела у нее слезы. Я не знала тогда, что мне делать...
Папа плакал очень часто. Трогательно, любил, чтобы его утешали и жалели. Он никогда не скрывал своих слез и не стеснялся их. Плакал открыто и без подготовки. Плакал сразу. И так же сразу успокаивался. Он быстро переносил свое внимание на что-то другое. Так что через десять минут и не поверишь, что этот жизнерадостный человек только что горько плакал. В его глазах сразу же начинали светиться игривые искры, он шутил, хорошея и расцветая, глядя на «ухажерок»... И готов к встрече с «кровенными»...
Мама плакала одна. Она не любила, если к ней подойдешь с утешением, становилась всегда злой и холодной. Я себя в таких случаях чувствовала лишней и пережидала этот момент.
В тот раз мама плакала, не стесняясь. Даже не ушла в другую комнату.
А тетя Валя, чтобы не заплакать вслед за мамой и чтобы себя хоть чем-нибудь утешить, перебирала эти пачки с салфетками, рассуждала о том, что «они, наверно, предназначались для высшего командования, наверное, для генералов - простому солдату такую салфетку не дадут...» Потом взяла себе несколько пачек и грустно поплелась в свою комнату с ангелами, перьями, актерами из немого кино.
