И познакомилась. Так интересно увидеть их квартиру. У них было все — и большой стол с множеством стульев, и зеркальный диван с валиками, и большой фикус, и — главное — черное пианино! Люди, имеющие фикус и пианино, считались богатыми.
В углу, за большим диваном,— детский уголок. До войны мне папа тоже покупал игрушки. Но таких у меня не было. Это была нормальная жилая комната, только игрушечная. Посередине — столик, а вокруг чинно сидели в своих креслах куклы и мишки разной величины. Стоял настоящий гардероб с зеркальцем. На диванчике сидел целлулоидный пупс в сарафане. А на деревянной кровати, покрытой желтым кружевным покрывалом, возлежала кукла с закрывающимися глазами. Таких игрушек я не видела больше никогда! Что-то внутри куклы испортилось. И если раньше она кричала «а-а-а» после каждого переворота вниз головой, то теперь только через два на третий. В руки игрушки брать не разрешалось. Все можно было смотреть на расстоянии. Куклу очень редко «демонстрировала» сама Клавдия.
Мое единственное платье с бантиками мама носить каждый день не разрешала. Платье только «на выход»! А куда выходить? Мы «выходили» лишь на базар. Платье „на выход», шаровары «на вырост». Вот я и ходила в жару все в тех же шароварах и курточке с молнией, которые мне перешили из немецкого байкового серого халата, а молнию заклинило навеки. Я каждое утро, сцепив зубы от обиды, с трудом просовывала голову в узкий ворот. Да еще шаровары на веревке... Резинки уже давно «кончились». Нужно было уметь виртуозно завязывать узел на шароварах, а то в экстренный момент его могло так «заесть», что о последствиях лучше и не думать. Тут же сразу перекошенное лицо мамы. Какой позор! Все дети как дети, а... А что у меня все на веревках, а у других детей, как у Лары, все на резиночках, да еще и с кружавчиками, — попробуй ей скажи. «Дети как дети...» Пусть Лара попробует так завязать узел!
Руки у меня вечно были в ссадинах и подозрительных розовых пятнах. Я их постоянно прятала за спину или в карманы. Так что ничего удивительного и обидного не было в том, что Клавдия ничего не разрешала мне трогать руками. Даже лучше, пусть трогает сама, а я буду смотреть.
А вторая комната была детской. «Детская» была неудобной, продолговатой, как школьный пенал. Одна кроватка с никелированными спинками справа от окна, другая — точно такая же — слева. Так что брат и сестра находились в разных концах комнаты. У каждого двухэтажная белая тумбочка. У каждого свой коврик на стене и под ногами. Вся мебель и стены белого цвета.
